В куньей шапке певец!
Осанка величава твоя,
Не тускнеет слава твоя.
Сто девяносто пять лет
Ты глядишь на суетный свет.
Почестей достойный старик,
Ты в грядущее взором проник.
Мой повелитель Токтамыш
Приглашает тебя в свой дом.
Если ты в доме его погостишь,
Что же ты потеряешь на том?
Если ты дело его разрешишь,
Что же ты потеряешь на том?»
Исполнили слуги свой долг.
Опоясав певца кушаком,
Подвязав ему щёки платком,
Рот закутали в белый шёлк,
Чтобы голос певца не замолк.
Соком цветка намазав глаза,
Чтобы глаза не затмила слеза,
На руку положили алмаз —
Таков был ханский приказ.
В коляску старика посадив,
Клятву приняв, что будет правдив,
Рядом поставили костыли,
Старца к владыке повезли.
IV. О том, как Токтамыш-хан, выслушав песенное прорицание Субры, испытывал Идегея
Когда величавый певец,
Согнувшись, вошёл во дворец,
Великий хан Токтамыш
С почётом принял его.
Устроил он торжество.
Приглашение разослал
Старикам мудрейшим он.
Вызвать велел и старейшин он, —
Тех, что были мудры,
Повелел на Кук-Тубе
Белые поставить шатры.
Был окружён мурзами он.
Суровыми глазами он
Собрание оглядел.
Сказал: «Для высоких дел
Вас, мудрейших в стране,
Я сейчас пригласил,
Чтобы вы поведали мне:
Хорош или плох Кубугыл?»
Быстро внесли в кадке мёд,
Бражный, хмельной, сладкий мёд.
Кравчим назначен был Идегей.
Он поднёс чашу певцу.
Опрокинул чашу Субра,
Пламя разлилось по лицу.
Голосом, сделанным из серебра,
Молвил величавый Субра:
«Если помчится конь, торопясь,
Выйдет пот из бегунца.
Выйдет из белого хлопка – бязь.
Выйдет слово от мудреца.
Я же гляжу на суетный свет
Сто девяносто пять лет.
Расшатались, исчезнуть спеша,
Кости, зубы мои и душа.
Чтоб не упала, в белый шёлк
Завязана моя щека.
Из такого, как я, старика,
Какой же может выйти толк,
Ай, какой же может выйти толк?
Я спел бы, да стал язык мой сух.
Я спел бы, но петь отвык мой дух.
Влаги в сухой траве не найти.
Жира не сыщешь в сухой кости.
У выживших из ума стариков
Не бывает слуха достойных слов.
Хан их в уши свои не возьмёт,
А хан возьмёт – не возьмёт народ.
А если хан с дороги свернёт,
По которой пошёл народ,
Хан пропадёт, попадёт в тупик…
Я уже слышу сердитый шум:
– Ай, какой многословный старик!
Всё говорит, что взбредёт на ум!
Милость явите вашу мне!
Поднесите-ка чашу мне,
Да не расплёскивая мёд…
Лейся, поблёскивая, мёд,
Обожги ты грудь мою,
Откашляюсь и запою:
Послушай, хан Токтамыш, меня!
Если конём наградишь меня,
Дай ты мне молодого коня,
Чтобы не потело седло.
Если птицу дашь для взмёта мне, —
Ястреба дай для охоты мне,
Чтоб торока набивал тяжело.
Шубу мне дашь – да будет черна,
Чтобы не полиняла она,
Пока не износится мех.
Девушку дашь для поздней любви —
Из красавиц её призови,
Чтобы сладок был её смех,
Чтоб, когда она станет вдовой,
Взял её в жены муж другой.
Если мне дашь скотину в хомут, —
Да будет – холощёный верблюд,
Чтоб тысячи вьюков перевёз.
Дашь кобылицу для молока —
Пусть молоко не сякнет, пока
Нашу траву не тронет мороз.
Милость проявите ко мне.
Чашу поднесите-ка мне,
Да не расплёскивая мёд.
Лейся, поблёскивая, мёд!
На Идиль-реке, говорят,
Было властителей пятьдесят.
Был и на Яике хан —
Меньшой среди больших,
Большой среди меньших.
Много лет гляжу я на свет.
Ханом был старый твой дед.
Поборов он брал меньше, чем ты,
Наград раздавал больше, чем ты.
Говорят, говорят: «Слова скажи».
Говорят, говорят: «Стихи сложи».
Но что вам скажу, что вам сложу,
Но что же вам в усладу пойдёт
И что же мне в награду пойдёт?»
Хан Токтамыш тогда сказал:
«Дам я шубу соболью тебе.
Ястреба с колокольчиком дам.
Чтобы скакать по раздолью тебе,
Я тебя награжу конём.
Будешь без плети ездить на нём.
Запечатлён его бег на земле.
Я тебе красавицу дам, –
Не видал такой вовек на земле, –
Моей Ханеке нежней,
Моей Кюнеке милей.
Справа можешь сажать её [26] Обычай: справа сажают самого близкого человека.
,
Павой наряжать её
И на славу ласкать её,
Если, певец, ты скажешь сперва
О сегодняшнем кравчем слова.
Муж Кубугыл перед тобой.
Что он за муж? Кто он такой?»
С этим хан Токтамыш певца
Читать дальше