Современники политиков и миссионеров — ученые Э. Джексон [57], Дж. Дэвидсон [28], А. Йоске, первый европеец, составивший аккуратное описание святилищ нанга (см. [59], № 21 и комментарий к нему), энциклопедист-полинезист Э. Трейджер, также не оставшийся равнодушным к фиджийской духовной культуре (Трейджера, впрочем, больше интересовало именно сопоставление ее с полинезийской традицией). К этой же группе примыкает естествоиспытатель Т. (Сен-) Джонстон, живший на островах Лау в конце XIX — начале XX в. Не чуждый романтики, наделенный поэтическим видением мира, Джонсон написал увлекательную книгу о лауанской устной традиции [90]: в этой книге представлены, пусть в несколько беллетризованной форме, переводы услышанных им мифов, преданий, сказок и высказана значительная в наши дни мысль о том, что в лауанской традиции хорошо прослеживаются две идущие рядом, параллельно, линии — линия мифологических рассказов о духах и линия исторических повествований.
За поколением фольклористов по убеждению — а им мы обязаны весьма многим в нашем современном знании фиджийского духа — явились профессиональные этнографы, этнопсихологи, историки культуры. Наиболее талантливой фигурой здесь, несомненно, был Артур М. Хокарт, человек с "нетривиальным и часто непредсказуемым мышлением" (Р. Нидэм [56, с. VI]), посвятивший Фиджи большую часть своей жизни (первая работа Хокарта о Фиджи [43] вышла в 1911 г., когда двадцативосьмилетний Хокарт был директором фиджийской школы для аборигенов; интерес к Фиджи он сохранил до самой смерти). Однако этнограф и историк культуры преобладал в Хокарте над фольклористом, и анализ фольклорных мотивов как части общего мифологического мировидения всегда был для него задачей более первостепенной, чем детальная фиксация частных текстов. Хокарт работал в разных точках Фиджи; очень интересно сравнить сюжеты, записанные файсоном, с теми, которые уже после него нашел на островах Лау Хокарт: его работа [52] открывает в мифологии лауанцев более глубокий слой, с меньшим числом тонганских заимствований, гораздо более сходный по сюжетике с мифологией центра Фиджи.
Одновременно с Хокартом на Фиджи работал У. Дин, преданно любивший острова и многое сделавший для сохранения традиционной культуры. Дину, близко знавшему фиджийцев и знакомому с океанийцами других островов, а стало быть, умевшему сравнивать, принадлежит фраза: "Фиджиец — образец хороших манер" [30, с. 72]. Хокарту и Дину во многом конгениален Э. Гиффорд, начавший работу на Фиджи позже их: в 20-е годы он работал в Полинезии, на Тонга.
Сторонниками несколько другого, внешне более формального направления этнографии, восходящего к американским ученым Францу Боасу и Алфреду Креберу, были Лора Томсон и Бьюэл Квейн. Путь Томсон на Фиджи несколько отличался от проторенного; обычно исследователи попадали туда, пройдя замысловатую школу Полинезии (или попадали на острова архипелага прямо из Европы), и Фиджи казались им образцом ясности и простоты. В опыте Томсон островам Фиджи предшествовал Гуам, а в опыте Квейна — некоторая полевая работа в резервациях американских индейцев, и это облегчало им беспристрастный взгляд на Фиджи. Томсон отчасти повторила маршруты Файсона, Сен-Джонстона, Хокарта, побывав на Лау, однако, в отличие от всех них, сосредоточилась на южных островах этой группы [91]. В фольклорном отношении работы Томсон [91; 92], так же как и несколько более поздние и уже предельно четко локализованные описания У. Геддеса [37] и М. Салинза [79], не информативны, но прекрасно воссоздают общий культурный контекст, о значимости которого уже шла речь выше.
Иную стратегию избрал Б. Квейн, не только подробно описавший быт фиджийского поселка (и тем предваривший во многом работы Салинза и Рейвен-Харта [74]) [72], но и создавший антологию фольклора явусы сиетура [71] (назвапие явусы, которое можно толковать как "[обращающие в] бегство вождей", дало название всей книге Квейна). Сиетура расселены на западе Вануа-леву, многие — в отдаленных от побережья районах. Все тексты [71] записаны в поселке На-муа-воивои (провинция Мбуа). Как и многие другие жители Мбуа, сиетура из На-муа-воивои (а во время нолевой работы Квейна там жило около ста человек) возводят себя к благородным воинам легендарного вождества Сиетура, покорившим все земли. Время их славы, о котором и говорят все рассказы их потомков, было, увы, недолгим: против Сиетура поднялись соседние вождества, начались усобицы. Сиетура оказались рассеяны по свету — так появились в Мбуа их дочерние вождества. Каждое было равно поселку, и всех их объединяла память о великих предках, но все они были заняты только собой.
Читать дальше