Михаил Кочнев - Миткалевая метель

Кулек усы крутит, пыхтит, головой качает. Антон свое дело делает, дальше рассказывает:

— Вот зовет король к себе сапожника, такого же, вроде меня, и предлагает: «Поди ко мне в доносчики, жить хорошо станешь». — «Нет уж, я лучше сапоги шить буду, больше пользы-то», — отказался сапожник.

На другой день зовет король к себе пахаря, мужика: «Ступай, пахарь, ко мне на службу доносчиком, хорошо жить будешь. Заместо лаптей я тебя в сапоги обую». — «Нет уж, я лучше в лаптях похожу, ногам вольготней».

Ткача король вызвал и говорит ему: «Ткач, а ткач, иди ко мне на службу доносчиком! Озолочу, легкой жизнью заживешь. Чай, надоело челноком тешиться?» — «Не погожусь я на королевскую работу. Лучше челноком тешиться буду». — И ткач отказался.

Задумался король: кого же в доносчики нанять? Глянул в окно, а по улице идет такая дубина нечесаная — синегубый Митрошка, из воров вор, из жуликов жулик, объедало, опивало, ни пахать, ни ткать не умел; заставь его поднять да бросить, и то у него ума не хватит; со всех ткацких его гоняли, в бродягах бы ему жить, а король выручил. С радостью он запродался.

Надели на него картуз с синим околышем, сапоги со шпорами, шашку на бок навесили. Встал он столбом на улице, стал выглядывать да выслушивать. Увидит, идут двое, разговаривают, — и засвистит на всю улицу: «Стой! Закрыть рот, а то королю пожалуюсь!»

Думал отучить народ разговаривать, а получилось наоборот: его самого языка лишили. Раз вышел король поутру на улицу, а у крыльца синегубый валяется, язык у него вырезан, а вместо языка шпулю ему в рот всунули: свисти, мол, своему королю. Ясно дело, озорники, народ пошел несговорчивый… С тобой, Евстигней Евстигнеич, так бы не получилось — ты человек умный и служишь не у короля, а у царя.

Кулек только крякнул и по усам ладонью широкой шаркнул; встал и пошел, а прежде добавил:

— И впрямь дурак был твой синегуб. Я на посту на десять шагов к себе не подпущу, крикну: «Стой!» А не послушаешься — раз-раз и смахну…

Ушел Кулек. Антон сказал ему вослед:

— Ну, и лоб дубовый! Наплюй ему в глаза, для него всё — божья роса.

Кулек, когда спросили его в полиции, как Антон-сапожник живет, горой встал за Антона, сказал, что Антон человек надежный, книжек не читает, с утра до вечера в каблук стоптанный глядит, союзки делает, строчит, тачает, а что у него народу много бывает, так все по делу заходят. Сапожник всякому нужен, а чтобы народ разных речей не разводил, он всех сказками потешает, что в голову взбредет. И забыли в полиции про сапожника, будто его и на свете нет.

А сказки у него были на подмазке. Он знал, кого какой сказкой занять, кому что любо.

Человек, что из Иванова пришел, больно уж любил Антона послушать при случае, а этот человек был не кто иной, а сам товарищ Фрунзе, — в то время мало кто знал его настоящее имя, больше «Арсением» звали.

Раз вечером явился Арсений к сапожнику. За Арсением мужик в рыжем кафтане и в лаптях вошел, сапожки женины чинить принес; за мужиком ткач явился — сапоги смазные в ремонт сдать; за ткачом казак Пантелеи пожаловал, кудрявый, статный, хоть картину с него пиши; высокий, гибкий, как жимолость. Скоро полна изба набралась.

— Как мои-то сапожки? — спрашивает Арсений.

Глянул на него лукаво из-под густых бровей Антон, еле заметно улыбнулся:

— Загляни завтра вечерком — может, сделаю, а послезавтра наверняка будут готовы.

Арсений просит сапожника: мол, сказал бы что.

Антон дратву сучит, сказку заводит:

— Вот, два сапога пара, шли дорогой сапог кожаный да лапоть лыковый. А навстречу им сафьяновый сапожок, царский, на золотом каблуке, серебряными гвоздями подколочен, по малиновому голенищу золотая строчка выбрана. Идет сафьяновый сапог, нос кверху, кожаному сапогу и лаптю не кланяется. И те прошли, ему не поклонились. Догнал их золотой каблук и давай бить-колотить ни за что ни про что. Лапоть с кожаным сапогом растерялись, бросились бежать. Догнал их сафьяновый сапог и заставил ему служить, день и ночь работать на него. Ни харчей хороших им нет, ни отдыха. Долго так они маялись — может, тысячу лет. Потом надоела им такая жизнь, и стали они всяк по себе думать, как им от золотого каблука избавиться.

Сунулся было лапоть один против царского сапога. Побился, побился, ничего не сделал один-то: одолел его царский сапог, опять спину гнуть заставил.

Пошел кожаный сапог против золотого каблука, и тот один на один золотого каблука не одолел. Обозлился царский сапог, совсем в бараний рог норовит согнуть лапоть и кожаный сапог.