Михаил Кочнев - Миткалевая метель

— Один в поле не воин. А бывает, что без одного и не выйдет ничего. Что вы, мастеровые люди, на это скажете?

— Так точно, ваше величество! — корабельные мастера в один голос отзываются.

— Я сам люблю работать до седьмого пота. Сам бы напрял и полотен наткал, да других дел много, а мне вот, спасибо им, ткачи на подмогу. Пойдет ли такая парусина на паруса? И будут ли они прочнее парусов шведских? Посоветуйте! Ум хорошо, а два лучше.

Говорит-то царь слова вроде и веселые, а в глазах его корабельщики веселости не видят. Осмотрели парусину, один и говорит царю:

— Оно, конечно, и это будут паруса, только под одними годы проплаваешь, а под другими полчаса!

Петр нахмурился, помолчал, к Фемеру обращается:

— Что молчишь, словно воды набрал в рот? Слышишь, что говорит народ?

Фемер и давай раскланиваться перед царем, что-то лепечет, а царь его вроде и не слушает, свою речь ведет:

— Слышал я, народ говорит, наши тульские кузнецы блоху подковали, а шуйские да ивановские ткачи, я знаю, той блохе платье смастерить могут. Понять не пойму: ткать полотна они разучились, что ли? Или ты вместо Иванова-села невесть куда забрел?

— Там, там и покупал, ваше величество, хоть солдата спросите! — выкручивается Фемер.

— А что ты думал, когда покупал?

— Думал, государь, как лучше… Я рассудил…

— Рассудил, говоришь? — чуть глазом повел Петр. — Я сам люблю семь раз отмерить, один отрезать. — И вдруг царь выходит на середину и с такими словами к корабельщикам обращается: — Может, и не плохие полотна, да для парусов сотканы неплотно. Такие паруса поднимать подождем, — может, получше найдем.

— Как не найти, — отзываются корабельщики.

Фемер и сунулся:

— Пошлите за парусами в Силезию. Что там за мастера, что за хитроумные затейники! Вот будет хорошо!

— Хорошо-то хорошо, да не дюже, — говорит Петр, и улыбка, словно солнце из-за тучи, на лице его заиграла. — Вот ты толкуешь, что народ у вас хитроумный, а вдруг да ваши купцы паруса не за серебро да золото продавать вздумают, а за хитрость какую-нибудь? Сумеешь ли тогда полотна закупить?

— А как же! — отвечает Фемер. — Я самого царя Соломона на разных загадках перехитрил бы.

— Вон как! Что за генерал у меня! — говорит Петр, и задает он Фемеру три загадки, вроде провера решил устроить. Первая загадка такова: в чем человек нуждается, когда на свет появляется?

Фемер в ответ:

— А это ясно: человек нуждается в повивальной бабке.

Петр усмехнулся:

— Нет, не то.

Вторую загадку задает:

— Чем солдат запасается, когда в поход собирается?

Фемер опять попал пальцем в небо:

— Деньгами, ваше величество, солдат запасается.

Третья загадка:

— Без чего на тот свет не пускают?

— Без креста и ладана, ваше величество! — гаркнул немец.

— Это по-твоему. А по-моему, не больно ты горазд на отгадки, — говорит Петр и велит страже: — Отведите-ка моего верного слугу на покой куда следует. Пусть немного подумает, а потом уж в Силезию поедет. Устал он, видно, в дороге.

Повели Фемера, куда приказано. А там солдат Иван похаживает, с тоски-кручины песенки про ткачей — земляков своих — распевает. Парень он был веселый, никогда не унывал. Достал бумажку, написал на ней:

Высунул руку сквозь решетку, приклеил ту грамоту над острожным окном: пусть-де люди читают.

Вот в ту же каталажку, где сидел Иван, и привели его начальника.

Посадили и Фемера на хлеб, на горох да на воду. Фемер, что ни дадут, тут же сжует и все не сыт. А солдат Иван горошины три в рот бросит — и тем доволен. Остальное кладет в сумку-котомку, приберегает.

— Что это ты горох не ешь? — спрашивает Фемер.

— Я и так сыт. Мало работаю — мало и ем. А вот в наступление пойду, запасец мне понадобится.

Легли спать. Фемер у Ивана из сумки-котомки весь горох и высыпал себе. Лежит и жует. Всю ночь жевал, да еще полных два кармана осталось.

Утром Иван за сумку, а в ней пусто. Спрашивает Фемера.

— Я ничего не знаю. Я спал. Мыши, наверно, это…

— Вот так мыши завелись! И мешок завязали и объедков не оставили.

Смотрит Иван — живот у Фемера стал как гора.

— Не подумай, что с твоего гороха… У меня своего девать некуда. Вот целых два кармана…

— Тогда дай мне горстку!

Хоть и жаден был Фемер, а горстку все-таки дал. Глядит Иван, а в горохе остаток моточка пряжи, которую мать когда-то дала.

— Эх, чужой горох сначала надо было хоть провеять! А то мои нитки видны.