История была настолько правдоподобной, что троянцы даже не подумали усомниться. Они пожалели Синона и заверили, что принимают его к себе. Вот так обман, притворство и фальшивые слезы покорили тех, перед кем были бессильны геройство Диомеда, свирепая ярость Ахилла, десять лет войны и тысяча греческих кораблей. Синон тем временем переходил ко второму действию своего спектакля. Деревянного коня, поведал он, греки соорудили как подношение Афине, а исполинские размеры придали, чтобы троянцы не могли доставить его в город. Греки, мол, рассчитывали, что троянцы разрушат предназначенный богине подарок и тем самым прогневают ее, однако если конь окажется внутри города, то привлечет благосклонность Афины и отвратит ее от греков. Эта на редкость складная выдумка могла бы принести грекам победу сама по себе, но ее воздействие усилил Посейдон, который, как никто другой из богов, желал падения Трои [244] Видимо, продолжал мстить за то, что отец Приама царь Лаомедонт когда-то не отдал плату за крепостные стены, возведенные вокруг Трои владыкой морей при участии Аполлона. — Прим. ред.
. Еще на рассвете, когда троянцы заметили коня, жрец Лаокоон потребовал немедленно его уничтожить: «…Не верьте коню: обман в нем некий таится! / Чем бы он ни был, страшусь и дары приносящих данайцев». Мудрым предостережениям провидца вторила дочь Приама вещая Кассандра, но ее никто не слушал, и она удалилась во дворец еще до появления Синона. Лаокоон и двое его сыновей единственные из всех троянцев отнеслись к истории грека с недоверием. И вот, когда Синон закончил рассказ, в волнах показались две огромные морские змеи, стремительно плывущие к берегу. Выбравшись из воды, они поползли прямо к Лаокоону с сыновьями, обвились вокруг них тугими кольцами и задушили, а потом скрылись в храме Афины.
Все сомнения троянцев мгновенно развеялись. На глазах у оцепеневших от ужаса свидетелей Лаокоон поплатился за попытки возвести хулу на подаренного Афине коня и убедить сограждан не забирать его в город. Теперь, разумеется, ни у кого и в мыслях не было протестовать. Все закричали,
Что в город ввести нужно образ священный,
Нужно богиню молить.
Брешь пробиваем в стене, широкий проход открываем.
Все за дело взялись: катки подводят громаде
Под ноги, шею вокруг обвивают пеньковым канатом,
Тянут. Конь роковой тяжело подвигается к стенам,
Вражьим оружьем чреват. Вокруг невинные девы,
Мальчики гимны поют и ликуют, коснувшись веревки.
<���…>…в ослепленье разум утратив,
Ставим, на гóре себе, громаду в твердыне священной.
Троянцы протащили коня через ворота и подняли к храму Афины. А потом, радуясь своей удаче, окончанию войны и тому, что богиня сменила гнев на милость, разошлись по домам. Впервые за десять лет они заснули спокойно.
Среди ночи в брюхе коня открылся люк, из которого один за другим принялись спускаться военачальники. Прокравшись к воротам, они распахнули их настежь, и греческое войско хлынуло в спящий город. Греки действовали бесшумно. Прежде всего они подожгли дома по всему городу. К тому времени, как троянцы проснулись, не понимая еще, что происходит, а потом кинулись в спешке надевать доспехи, Троя уже полыхала. Троянские воины в смятении выбегали на улицы, где их поджидали отряды греков, чтобы зарубить поодиночке, не давая сплотить ряды. Это было не сражение, а резня. Многие погибли, не успев даже попытаться нанести ответный удар. Однако в дальних кварталах троянцам все же удавалось объединиться, и тогда грекам приходилось тяжко. Они встречали яростный отпор бившихся не на жизнь, а на смерть. Троянцы знали: «Для побежденных спасенье одно — о спасенье не думать!» — и с этим настроем заставили захлебнуться кровью изрядное число вкусивших победы. Самые догадливые срывали с убитых противников доспехи и надевали вместо своих. Когда греки понимали, что перед ними не соратники, а враги, было уже поздно. Многим эта ошибка стоила жизни.
Троянцы поднимались на крыши домов, разбирали кровлю и скидывали на греков балки и стропила. Башню на крыше Приамова дворца выворотили и обрушили на противника целиком. К восторгу защитников, она погребла под собой целый отряд греков, выламывающих двери. Однако выигранная передышка была недолгой. К дверям тут же подступил с тараном новый отряд, топча и обломки башни, и тела погибших. Под очередным ударом двери рухнули, и греки хлынули внутрь, не оставив троянцам времени покинуть крышу. Во внутреннем дворе у алтаря столпились женщины, дети и единственный мужчина — сам престарелый царь Приам. Старца, которого пощадил в свое время Ахилл, сын Ахилла Неоптолем щадить не стал и заколол мечом на глазах жены и дочерей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу