Братья Швальнеры - Охота к перемене мест. Повести и рассказы

– Эээ, – мудрый самурай почесал подбородок, лукаво усмехаясь. – Что ж, дело известное. Пустота внутри вызвана ощущением отсутствия конкретной осязаемой цели, ощущением отсутствия стремления к высшему идеалу…

От высокопарности примененного оборота у Мисимы захватило дух – даже в творениях его нового японского идола не встречал он подобных выспренних выражений.

– То есть ты хочешь сказать…

– Ну вот, сам же говоришь. Вроде все хорошо… А завтра? А послезавтра? Стремление быть должно! Постоянное самосовершенствование! Перфекционизм! – последнее слово прозвучало особенно торжественно и значимо, судя хотя бы по тому, как собеседник героя воздел при его произнесении палец к небу.

– Где ж его взять?

– Это уж я не знаю… Книжки почитай… Про Павку Корчагина там или… Ну не знаю…

Мисима все понял – там, где церковь не помогла, пища духовная иного сорта выполнит свою роль. И отправился в библиотеку.

Путь свой он проделывал в крайне неспокойной обстановке. То и дело ему казалось, что каждый встречающий его односельчанин знает или, по крайней мере, догадывается о том, куда он идет, и ему, каждому встречному, кажется намерение Мисимы абсурдным. Настолько не принято было здесь посещать библиотеку, как не принято посещать ее, скажем где-нибудь в Вануату или Верхней Вольте – просто по причине отсутствия в тамошнем захолустье подобных учреждений. Здесь же, хоть таковое и присутствовало, спросом его услуги все же пользовались куда меньшим, чем, скажем, услуги пивной.

По дороге Мисима думал:

«Да, прав Михалыч. В русской литературе-то и надо искать недостающее звено личностного роста…»

Вспомнил он о том, как учительница в школе задавала им изучение творчества Льва Толстого и Куприна, Пушкина и Достоевского, и этих… как их… Салтыкова и Щедрина. Правда, никого из этих шести он толком и не прочел никогда, но вот сейчас вдруг подумалось ему, что, если бы и прочел, то совершенно иначе, быть может, сложилась бы его жизнь. Может быть, раньше пришел бы он к осознанию того, что открыло для него творчество великого японца, а, быть может, открыл бы его для себя куда ранее. Во всяком случае, как говорил все тот же Лев Толстой, «стыдно не не знать; стыдно не хотеть знать», и потому нынешний порыв Мисимы своей благостью все же оправдывал его нынешний тернистый путь к этому неизведанному источнику познания.

Подойдя к дверям библиотеки, Мисима огляделся. Кругом шнырял народ. Все косились на крыльцо ЦБС, на котором наш герой стоял, нервно дымя папиросой. Ему по-прежнему казалось, что вот сейчас он войдет и…

– Мне бы это… почитать…

А библиотекарь, грозно глядя на него из-под очков:

– Дома надо было родителей почитать!

И – гомерический хохот, от которого герой вздрагивает и… обнаруживает себя все на том же крыльце. Или – входит и…

– Мне бы из русской классики чего-нибудь.

– Вам какую – 19 века или попозже? Поэзию или прозу? Коренных писателей или эмигрантов? Футуристов или имажинистов?

И снова не находит ответа храбрый самурай. И – опять гомерический хохот. И снова он на том же злосчастном крыльце. И снова замусоленная папироса в губах. А в голове – извечный сценарий.

– Мне бы вот тут… Куприна Александра Ивановича или Набокова Владимира Владимировича… Из раннего что-нибудь…

– Чего?! Из раннего тебе?! Вы поглядите на него – умный какой выискался! У тебя огород-то вскопан, что ты сюда в рабочее время приходишь с какими-то идиотскими запросами?!

И вот уже пред ясные очи его вместо строгого заведующего библиотекой является во всей своей красе и строгости Нина, и, потрясая в воздухе скалкой, грозно взывает к его социальной ответственности, так и грозя «навести резкость между глаз».

Совсем оторопел Мисима, оттаптывая крыльцо библиотеки и начавши уже было привлекать к себе то самое негативное внимание, последствий которого он так страшился. Снова окинул он взглядом округу. Внезапно взгляд его встретил опершегося на забор соседнего дома Синдеева. Тот сделал ему жест головой, зазывая к себе.

– Здорово, Семеныч.

– Здорово, Колян. Ты чего это в библиотеке забыл?

– Да так… Мимо шел…

– Ты давай не юли. Говори как на духу.

– Да вот думаю почитать чего что ли…

– А зачем тебе?

– Да ты знаешь, перфекционизм пропал… – Мисима записал сказанное Михалычем малопонятное, причудливое слово и раз сорок повторил его, прежде чем сейчас на автомате выпалить, не задумавшись о его лексическом значении. – Стремления, понимаешь, нет.