Братья Швальнеры - Охота к перемене мест. Повести и рассказы

– И откуда ты столько слов знаешь, а…

– То-то! Книжки надо читать!

– Да я уж и так читаю…

– Да знаю я, чего ты в своей жизни прочитал. Ну сколько книг ты осилил, самурай?

– Три! – гордо воздев палец к небу ответствовал Мисима.

– Ага, – съязвила Азэми, – букварь, вторую и зеленую, да? Иди лучше мусор выкини!

И в этот момент Мисима изрек фразу, которая заставила Азэми вновь почувствовать гордость за мужа и преподносимые ему уроки.

– Правильно говорить утилизируй!

Она аж выдохнула с умилением, сложив на груди руки. Но Мисиме было не до ее умилений. В голове его зародилась мысль о необходимости еще более расширить свои интеллектуальные горизонты.

Кэзуки-сан был известным деревенским мудрецом. Он слыл умным и просветленным человеком, и многие даже приписывали ему некие колдовские свойства – но во многом не из-за его блистательного ума, а из-за того, что он нигде и никогда не работал, но при этом жил в неплохом достатке. У него и решил поучиться Мисима. Умному самураю не нужно долго искать повода, чтобы появиться на пороге дома даже столь влиятельного человека и завести разговор на интересующую его тему…

– Кэзуки-сан, – начал Мисима, встреченный на пороге неодобрительным взглядом хозяина.

– Чего тебе, Мисима-сан? Говори скорее, саке остывает…

– Понимаю важность твоего церемониала, но гайдзины из колхоза интересуются твоим мнением об их работе и осведомляются, не желаешь ли ты проявить самурайскую стойкость и терпение при выпасе деревенского скота?

– Не хочешь ли ты сказать, Мисима, что колхозу нужна помощь Кэзуки?

– Именно так, доно, – Мисима учтиво поклонился хозяину. Тот улыбнулся.

– Не могу отрицать того факта, что подобные предложения давно уже не рассматриваю и вовсе, плевал я на труд гайдзинов, недостойных моего взора… Однако, по глазам твоим вижу иную цель твоего прихода…

Мисима вновь поклонился, еще более учтиво, чем в первый раз.

– Об уме твоем легенды ходят, Кэзуки-доно. Твоя образованность и тактичность не знают границ, а у меня почти начисто отсутствуют. Не мог бы… не изъявил бы ты своего высокочтимого желания обучить меня хотя бы малой части того, что знаешь сам, дабы жизнь мою и всех окружающих сделать более насыщенной и яркой, чем теперь, когда она являет собой лишь мрак и серость?

– Похвально желание твое, Мисима-сан, – одобрительно кивая головой, говорил Кэзуки. – И очень высоки его мотивы. Однако, как всякий ученик, ты должен понимать, что я потребую от тебя взамен.

– Я готов дать тебе все, что имею.

– Мне нужно лишь твое внимание, тишина и принятие всего того, что я буду тебе говорить, как истины и единственного правильного в жизни закона. Готов ли ты принять учение мое за истину, единственную и непреложную?

– Готов, Кэзуки-доно.

– Тогда начнем с самого простого. Для начала раздели с учителем трапезу, ибо в процессе ее души разговаривают друг с другом на некоем высоком языке, который человеку неведом.

С радостью принял Мисима приглашение учителя. Пили саке. Ели виноград и осьминогов с рисом. Кэзуки курил и делился с Мисимой основами поведения в обществе:

– Для начала запомни, что не так важно количество премудростей и слов, которые открылись твоему мысленному взору, как умение пользоваться ими.

– Что значит это, о Кэузки-доно?

– А то, что кроме тебя мало кто чего здесь знает. А потому употреблять те или иные выражения попервах можно без разбору и точного понятия, подходит сюда то или иное слово или не подходит.

– Но как же быть, если тот, с кем ты говоришь, поймет и узнает истинную суть сказанного?

– Тогда, во избежание позора, который он может тебе доставить, его надлежит засыпать еще большим количеством слов и выражений, смысл которых ему действительно неизвестен, и тем самым ввести в окончательное заблуждение.

Несмотря на очевидную абсурдность сказанного, мысль эта безумно увлекла Мисиму и показалась ему поразительно верной и как нельзя более подходящей к облику высокоинтеллектуального человека. Может быть, алкоголь в его крови возымел свое действие, а может быть включился старый и хорошо всем известный закон, согласно которому чем абсурднее и неправдивее ложь, тем охотнее воспринимает ее слушатель, свято веруя в ее истинность и непоколебимость.

Так или иначе, следуя этому закону Мисима просуществовал целую неделю. Не находясь временами что ответить – в споре с ронином, беседе с сегуном или баталии с женой – применял он малопонятные выражения направо и налево: