Игорь Воронин - Красная сука Москва – 2. Стихи и песни

На паровозе к ним примчал детина,
Он был ковбой и славный парень Джон.
Но девочки сочли его кретином
И предложили убираться вон.

Он заказал вместо Royal’я – Amaretto
И тем обидел девочек до слез.
Они его избили за это,
А паровоз пустили под откос.

А паровоз летел и рассыпался,
И был прекрасен парящий полет,
Недолго он над нами издевался
И наконец-то стукнулся об лед.

По льду бежали мамонты в пещеры
И возбуждал их собственный оскал.
А в тех пещерах мирно жили кхмеры,
Один из них пивко изобретал.

Когда ворвались мамонты в пещеру,
И пал в бою несчастный пьяный кхмер,
Они рецепт тот приняли на веру
И взяли с кхмера пагубный пример.

Зверюги озверели совершенно,
И началась тут жуткая резня,
Замучили друг друга изуверно,
И мамонтов не стало ну совсем.

А девочки с вершин Килиманджары,
Смотря на эти страшные дела,
Решили, что не хуже их Royal’я
Там штука изобретена была.

Теперь мы повторяем: «С легким паром!»,
Откушав в бане пива под конец,
И вспоминаем мы Килиманджару
И как настал всем мамонтам конец.

Когда я яблоки последний раз вкушал,
То зубы мои были еще целы,
Клыкастой пастью даже страх внушал
И двигал челюстями я без цели.

Я был зубаст, но, в сущности, беззуб.
Не без зубов – а именно беззубый.
Ведь труп живой отнюдь не «Живой труп»,
А Рио-де-Жанейро не на Кубе.

И их Фидель – не то что наш Ильич
Хоть паровоз летит и стонут трубы,
Но Кастро не сломает паралич,
А потому, что все в порядке зубы.

Он не дурак и сам бананы жрет,
Различных фруктов – тоже все без счета.
А сахар – сахар нам в Россию шлет,
собака,
Чтоб кариес замучил нас и рвота.

Но нас так по-простецки не сломать.
Не поддадимся Интернацьоналу!
Мы зубы будем яблоком спасать,
Ведь яблок на снегу у нас навалом.

Запотевшие окна, запотевший асфальт,
Снеговые узоры и корка льда,
И – морозное утро, уносящее вдаль
Весеннюю оттепель средь зимы.
Вот беда.
Вот беда!
Не беда.

Лепим снежную бабу, только вот для кого?
Забросает снежками ее сорванец.
Подсчитали – прослезились мы – ничего…
Не успели, не сумели ничего.
И – конец.
Нам конец.
Наконец.

Выпить пива да поссать бы на каменку,
Чтоб раздался по бане мужицкий дух.
Не садись, мужичок, на завалинку,
Не садись, не ешь пирожок,
Он – стух.
Он стух.
Он стух.

Эх, распрягай коней, рассупонивай
Да снимай хомут, пей свободу, ешь.
Выколачивай пыль, сапог хромовый.
Разбазаривай волосы,
Моя плешь.
Моя плешь.
Моя плешь.

На морозе облит и заледенел
Одинокий герой вчерашнего дня.
Не спел ничего, не успел, не сумел,
Жалок он и ничтожен,
Но все же —
Он лучше меня.
Мертвый лучше меня.
Лучше меня

Зима. Лето.
Между зимою и летом – весна.

И как ты не смейся,
Как ни надейся,
Как головою
об стену ни бейся,
Между зимой и летом —
Весна.

Малевичу нравился черный квадрат.
Трамвай переехал отряд октябрят,
А Павлик Морозов продал отца.
Ленин в Мавзолее жмурится.
Яичко вылезло из курицы,
А курица – из яйца

Гитлер ненавидел жидов.
Прометей тащился от своих оков,
Железная дорога – от Кагановича.
Ростропович обожает виолончель,
Мадонна предпочитает постель,
А Вишневская – Ростроповича.

У каждого свой маразм.

Кастанеда обкурился – и давай писать.
Евтушенко похмелился, снова стал лизать.
У Есенина – влеченье к Айседоре Дункан.
Лютер веру свою взял да и переменил.
Бонапартишка, придурок, всю Москву спалил.
Узкоглазым и нерусским был Чингисхан.

Фидель Кастро мировую революцию ждет.
Достоевский – эпилептик, игрок и мот.