Ярослав Полуэктов - А слона-то я приметилъ! или Фуй-Шуй. трилогия - RETRO EKTOF / ЧОКНУТЫЕ РУССКИЕ

Или нахмуривший брови над разобранным наганом Коноплев Аким – а это сущий черт с дипломом – не отвлекаясь от военного дела, произнесет:

– Это всенепременно тощий каолин. Алюминий—сырец, другими словами. И с небольшой, совсем негодной для промышленности примесью меди.

Все не так просто, хотя тут они намеренно ошибаются в свою пользу. Потому как из всего желтого достойным цепкого внимания хищных глаз их является только чистый аурум промышленных слитков и самородных жил.

Но, забудем на время торопливых на решения копателей.

…Те полки, что повыше, подвешены к стропилам вдоль скатов кровли. Между поперечными стягами и коньком – склад разнообразнейшего хлама.

Самое сеновал используется по прямому назначению.

От теплых весенних дождей до намеков на снег, для старших детей Полиевктовых и их двоюродных родственников сеновал всегда был запашистой сезонной читальней. А в плане доступности, романтики и фантастически кувыркальных качеств в разгар лета он конкурировал с самим Кабинетом.

Под сеновалом тоже две секции: под читальней живут беспокойные куры с огненно—рыжим председателем, одна гусиная и одна утиная семья с выводками, далее – скучающая от незамужества корова Пятнуха, запертая в отдельном номере.

Главный и самый любимый персонаж полиевктовского зоопарка – это безропотная и ручная, кучерявая и светлорыжая овечка Мица Боня, с удовольствием исполняющая роль чопорной клиентши женской цирюльни, – она же манекен для примерки шляп и панамок человеческого гардероба.

Изредка по веснам в загородках появлялись хрюшки—недолгожительницы, которые под Рождество, едва слышно повизгивая, исчезали. Потом появлялись снова, чаще всего под бой курантов самого главного праздника, разнаряженные зеленью и прекрасные в своей поджаристости.

***

Под библиотечным сектором—архивом третьего класса теснились то телега, то сани, в зависимости от времени года, а позже, – во время машинизации царской империи, – здесь прописался едва ли не самый первый в городке автомобиль вполне серьезного уровня, но со смешным и абсолютно невысокомерным названием «Пони».

Имя машине—лошадке присвоили, наскоро посовещавшись, съехавшиеся на лето в семидесятипятилетний юбилей хозяина, родные, двоюродные и троюродные внуки и внучки деда Федота Ивановича и его супруги Авдотьи Никифоровны. Среди гостей в тот день были тюменские родственники во главе с отметившимся уже на нью—джорских страницах Макареем Ивановичем.

Храня исторические реликвии, переписывая и пересчитывая содержимое невыставленного перед публикой огромного подвального фонда, дед Макарей сам считался Главным Раритетом тюменского музея древностей, – по крайней мере, он так обычно себя рекомендовал.

Были еще родственники из Ёкска. Последние – побогаче. Глава этой семьи – Геродот Федотович – родной дядя Михейши, понимая в электрической физике, производил взрывоопасные опыты, милые его мироощущению, искал и шерстил кругом, находя новые виды энергии, а мимоходом – кормя семью – заведовал небольшой торгово—производственной мануфактурой.

Может, у любимого автомобиля было и другое – заводское имя, но на бампере красовалась именно маленькая лошадка – сверкающая никелелем и в позе взбешенного Буцефала, а не другой какой зверь.

Поэтому имя «Пони» прилипло сразу и навсегда.

К Пони, согласно инструкции, прилагался инструмент вытягивания машин из русско—немецких грязей. Название ему – полиспаст. Принцип действия его Михейша при всем своем трех— четырехлетнем старании понять не мог.

***

Когда Михейше стукнуло указанное количество годков, авторыдван вдруг поломался в ходовой части.

Шахтовые и котельные механики отказали в починке, сославшись на неизвестность внутренних круговых и поступательных движений, а также на малоизвестную разновидность червячной передачи.

Михейше только и оставалось, что без эффекта крутить баранку, доставать, сползая по сиденью, педали, и нажимать без надобности рожок. Машина все равно не двигалась с места.

Дед Федот морщился от досады, пару недель буравил затылок и без пользы дела – то открывая, то закрывая капот – орудовал отверткой. Засовывался с головой под крышку с сыновьями: старшим Игорем и часто гостюющим тут «младшеньким» Геродотом. По очереди и вместе вращали тугую заводильную рукоять. Сыновья чертыхались самыми главными подземными козырями. Плюясь и плеща лобным потом во все стороны, упоминали неизвестных Михейше лиц и – судя по выражению лиц и багровым щекам – не самых добрых на планете. Серьезных правил, воспитанный в традициях, культурный дед в сердцах пинал колеса.