Павел Саксонов - Андские рассказы. Возвращение домой

«Видите ли, – сказал он после паузы, – наши представления о других мирах, мягко говоря, неполные. Даже противоречивые. Мы верим в то, что люди, покинувшие мир живых, попадают кто в рай, кто в ад, а кто в чистилище – в зависимости от обстоятельств жизни. Но вместе с этим мы верим и в то, что Страшный Суд еще только впереди, а значит, осуждения ушедших еще не было, как не было и вознаграждения. Это как если бы господин комиссар поймал воришку, доставил его в суд, суд отправил бы воришку за решетку, но местом отбывания наказания стал бы весь мир, то есть ничем не ограниченная свобода. Довольно абсурдно, правда? Вот так и с нашими собственными представлениями и верованиями. Однако даже такие запутанные, непоследовательные и не очень логичные верования дают нам образ многообразия миров – ничуть не меньшего, а вернее такого же, как и в древних верованиях кечуа с их миром мертвых и еще нерожденных, миром живых и вышним миром. Возможно, все человеческие верования имеют одну природу. Даже, скорее всего, так оно и есть. А если в этих верованиях имеется хоть частичка правды, в чем сомневаться мы не должны, да уже и не можем, получается удивительная вещь: не только взаправду существуют ворота между мирами, но правда и то, что миры способны хотя бы на время смешиваться друг с другом. Кечуа очень ярко представляли это смешение, но и мы представляем не менее ярко! Ведь что такое имеющиеся у нас представления о том же Страшном Суде, если не феноменальный по яркости образ смешения миров? Когда нет различия между мертвыми и живыми, между ангелами и людьми! Когда сама Смерть, и сам Бог, и сам дьявол смешивают все и вся, запутывая, обольщая и не давая видеть ни входы, ни выходы. Когда ворота между мирами открылись, Ланлаку всего лишь подтолкнула несчастного хирурга в том направлении, которое тот принял за дорогу домой. Или в Кальку – в дом родственников жены и тещи. Или в полицейский участок в Писаке. Доктор сел обратно в машину, завел мотор и, думая, что едет по правильному пути, поехал прочь из нашего мира. А потом ворота закрылись, и он, даже если он понял, что произошло, уже не смог ни вернуться сам, ни вернуть свою бывшую жену, ни вернуть свою тещу, ни вернуть своих детей. Вот почему полиция ни тогда, ни позже так и не нашла даже следов пропавшего автомобиля и хоть какого-то намека на то, куда могли исчезнуть люди. Их просто не стало в нашем мире живых».

Но ведь они не умерли? Ведь, как минимум, бабушка и один из детей подали голоса! Правда, только они одни, но… где хотя бы они? Мы можем как-нибудь их спасти? Вызволить оттуда, где они оказались?

Священник кивнул: «Об этом я и пытаюсь сказать с самого начала. Там, где они находятся, время наверняка не имеет никакого значения, как не имело оно никакого значения для кечуа и как не имеет оно никакого значения и в наших собственных представлениях об иных мирах – хотя бы о мире вечного блаженства или о мире вечных страданий. Поэтому они не могли умереть. Но если они не умерли, они не могли попасть ни в Уку Пача кечуа, ни в наши рай или ад, или чистилище. Поскольку ни Супаю не нужны живые, ни ангелам, ни чертям. Ланлаку все точно рассчитала в этой своей мести: она отправила несчастных в мир, где у них не могло быть никакого общения. В пустыню нравственную и физическую. В мир, где у них не могло быть никакой надежды на иную участь. В мир, где само отсутствие всего и вся должно было превратиться в бесконечное и беспросветное страдание. Возможно, так бы оно и получилось, если бы Ланлаку снова не просчиталась: совсем чуть-чуть, но почти непоправимо. Она не учла совсем крошечное обстоятельство: то, что бабушка детей – теща хирурга – была не просто бабушкой! Она была чистокровной кечуа и поэтому, оказавшись в пустыне, смогла сопоставить факты. А сопоставив их, подала надежду, зная, что возвращение возможно: ровно тогда, когда ворота между мирами откроются вновь! Что случилось с хирургом, его женой и вторым ребенком, для нас неважно: возможно, они тоже где-то рядом; возможно, зашли куда-то совсем далеко. Не имеет значения. Имеет значение только одно: время вот-вот настанет. И тогда в смертельной опасности окажутся и те, кто будут находиться рядом с останками Марии Эспиносы, и те, кто будут находиться на линии секе, превратившейся в линию смерти, и бабушка с ребенком, потому что Ланлаку, увидев, что и они возвращаются, на этот раз их просто убьет. Пустит им в глаза какие-нибудь образы, и они свалятся в реку. Или попадут под грузовик. Мы должны действовать. Нам нужно уничтожить останки Марии Эспиносы. Но так как даже прах, в который нам по силам их превратить, несет достаточно информации для восстановления образа, мы должны, едва откроются ворота, забросить прах в какой-нибудь из других миров. Там он не будет представлять никакой опасности. Призрак юноши знает намерения своей теперь уже вечной любви. Он потому-то и явился в наш мир: предупредить о грозящей людям опасности. Явился тогда, когда еще было время все это предотвратить!»