Заглохло оно тогда, но теперь добывшие всю эту информацию полицейские сложили два и два и уже не сомневались: бросившаяся с крыши девушка и пропавшая в Куско студентка из Боливии – одно и то же лицо. Только вот странность: еще в 1993 году фотографию девушки показывали по всем центральным каналам; как же ее могли не узнать учившиеся с ней на одном курсе студенты и студентки? Ведь наверняка кто-то из них видел эти программы! И фотографию самой студентки отсылали в Лиму: как же по ней не опознали бросившуюся с крыши студентку из Куско? Выходит, это все-таки разные девушки? Но не слишком ли много совпадений? С другой стороны, если Мария Эспиноса погибла в столице, как она же, но уже под именем вообще нигде и ни в каком виде не фигурировавшей Лус Альварес могла оказаться в Писаке и быть убитой в нем – предположительно на заправочной станции? А если Лус Альварес, Мария Эспиноса и неизвестная самоубийца из Лимы – три разных человека, это что же получается: сразу три загадочных происшествия за такой короткий промежуток времени? Перу – очень большая страна. Но все же не настолько, чтобы в ней с перерывом всего-то чуть ли не в несколько дней произошло такое! И почему ни в одном из случаев не объявился никто из родственников? Ни Марии Эспиносы, ни Лус Альварес, ни безымянной самоубийцы? От этих вопросов головы шли кругом, но зато обнаружилась и кое-какая ниточка или, по крайней мере, еще одна связь: бомберос доставили самоубийцу в ту самую больницу, в которой работал хирург, совершивший наезд на молодого человека в Писаке! Правда, установить, он оперировал несчастную или нет, не удалось, но еще одно совпадение наводило на нехорошие мысли. А тут и священник подоспел – со своими собственными открытиями.
Прежде всего, он ошарашил полицейских и журналистов сообщением, что никакую Лус Альварес искать не нужно, потому что никакой Лус Альварес не было в этом деле, нет и не будет. Мол, все они – и он сам, и полицейские, и журналисты – неправильно поняли призрака. Они приняли начертанные им буквы за имя и фамилию, но понимать их нужно буквально. Именно как luz, то есть свет, и как álvarez, то есть дитя воина-эльфа: alf arr ez на том языке, на котором когда-то говорили пришедшие на Иберийский полуостров варвары, положившие одно из начал испанской нации. Вероятно, призрак не был уверен в том, что его поймут, если он даст определение на кечуа, поскольку общепринятых правил письма у этого языка не существует до сих пор, а кроме того, он распадается на ряд диалектов даже в пределах такого сравнительно небольшого района, в котором находятся Куско, Писак и та же Калька – если вспомнить о том, что Калька тоже замешана. Священник, доказывая свою правоту, тут же сам написал несколько слов, являющихся эквивалентом испанского «luz»: achic, sut’i, cancha, rupay, shuti, punchaw. И уж тем более, заявил он, почти невозможно, чертя пальцем в воздухе, передать на кечуа смысл того, что передает простое испанское álvarez. А если не верите, попробуйте сами!
Определенная логика в рассуждениях священника была. По крайней мере, эти рассуждения давали приемлемый ответ на вопрос, почему ни о какой Лус и помину нигде не было. Но вместе с тем, они же добавляли и загадку: что это значит – дитя воина-эльфа и свет? Почему призрак именно так определил убитую, причем, вполне вероятно, убитую при его же соучастии или даже им самим девушку? И почему она пропала, уехав не в Писак, а в Лиму, где почти одновременно с этим произошло жуткое самоубийство? Однако священник, услышав историю о самоубийце из Лимы, только обрадовался. Или огорчился – как посмотреть. Услышав эту историю, он побледнел, перекрестился и заявил, что теперь-то ему все окончательно ясно. И что необходимо торопиться, иначе будет поздно: до ночи нового звездопада остается совсем немного времени. Если не успеть до него; если ворота между мирами снова откроются, а никто не успеет подготовиться, случится нечто ужасное.
Что? Что? От священника потребовали объяснений. Священник объяснил: так, как видел ситуацию он сам. По его словам, Мария Эспиноса не была никакой Марией Эспиносой: так же, как не была она и Лус Альварес. Ведь Мария Эспиноса – тоже всего лишь «игра слов»: чудовищная, но все же игра. Мы привыкли к тому, что имя «Мария» ассоциируется у нас только с именем Богоматери, мы не вкладываем в него никакой другой смысл, мы даже, как правило, не задумываемся о том, что же это имя означает. А означает оно «любимая»! Точно так же, мы, говоря «Эспиноса», полностью абстрагируемся от прямого значения этого слова – «покрытый колючками», «колючий», «место, где все покрыто колючками». Это слово стало одной из самых распространенных фамилий, потому что там, откуда оно родом, полным-полно таких мест – покрытых колючими кустарниками и прочей унылой растительностью. Но сложите все вместе, не думайте о Богоматери, забудьте о фамилии, что получится? А получится «колючая возлюбленная» или «несчастливая возлюбленная», или «возлюбленная, приносящая несчастья». Ну? Кто же она такая, эта Мария Эспиноса или Лус Альварес? Эта колючая возлюбленная или свет и одновременно дитя воина-эльфа? Каково ее настоящее имя? И так как все растерянно молчали, священник сам назвал, как он думал, подлинное имя той, чьи останки нашли захороненными в яме рядом с деревом на берегу Урубамбы на заднем дворе заправочной станции Писака: Ланлаку!
Читать дальше