Василий Лягоскин: Анекдоты для богов Олимпа. Оглядитесь – боги среди нас!

– Ну, – решил, наконец, Александр, не собираясь вставать навстречу будущему тестю, – не так уж он и велик, рядом со мной.

Тут громовержец слукавил; имея в виду несравненного Аристотеля, он кивнул сейчас на бактрийца Оксиарта. Предполагаемый тесть действительно был росточка невеликого; на голову ниже македонского царя. Зато талией, а еще длиной и густотой аккуратно подстриженной бороды поражал. Александр прежде всего оценил живот бактрийца; сравнил его с яствами, которыми был уставлен низенький столик:

– А ведь еще и невесту угощать надо будет…

Говорят, что если женщина весит сто килограммов, Бог думает, что она уже нашла свою половинку, и никого ей не посылает.

– Давай не будем решать за бога, – усмехнулся Зевс неведомому составителю книги, – он сам в состоянии сделать свой выбор.

Евпитрия в этот шатер не пригласили, так же, как и многочисленную свиту Македонца. Царь решил в вопрос собственной женитьбы и (чем черт не шутит?) возможного престолонаследия не вмешивать никого, кроме родственников. Такой он на сегодня считал лишь собственную мать, Олимпиаду, которая уже столько лет ждала его на родине. Александр, а вместе с ним и Зевс любили македонскую царицу искренней любовью; скучали по ней, но пока вместо давно обещанного возвращения домой лишь слали бесчисленные трофеи из покоренных царств. А Оксиарт…

– Я готов прилюдно назвать тебя родичем, бактриец; возвысить над соседями, над всей Бактрией, если ты сейчас сотворишь чудо, которого требует моя душа! Нет, – поправил себя Зевс Македонский, – она не просто требует, она уже что-то чувствует!

Александр в нетерпении соскочил с собственного трона, поднесенного ему персами, убившими своего последнего царя, Артаксеркса, и потащил слабо упиравшегося бактрийца к столу – к яствам, а прежде всего, к кубкам. Сам Македонец в последнее время тоже не гнушался алкоголя – в полной уверенности, что закаленному организму громовержца, за тысячелетия привыкшего к сногсшибающей огневке, слабенькое персидское вино ничем не повредит. Потом – после нескольких чар «За знакомство», «За здоровье!», и, конечно же, после третьей: «За женщин!», – повелитель мира потребовал этих самых женщин, то есть девиц, нетронутых даже мужскими взглядами.

– Зумрад! – громко возвестил Оксиарт начало волнующего действа, – моя старшая и любимая дочь…

Александр как раз цедил из золотого кубка местную мальвазию, когда в проеме шатра появилась «красавица», застывшая в весьма эротичной позе. Это она сама она так думала. А Македонец, сначала подавившийся вином, а потом выплюнувший и благородный напиток, и остатки ароматного кебаба, который и запивал вином, и возглас ужаса, который объял его при видении самого себя в одной постели с этим страшилищем, схватился, как утопающий за соломинку, за… анекдот.

Те несколько минут, которые он якобы откашливался от кусочка кебаба, попавшего не в то горло, он стремительно листал в памяти страницы Книги и, наконец, нашел нужную:

Ну что ты переживаешь, что грудь у тебя первого размера?! Зато… вон… Ноги сорок четвертого!

Что такое сорок четвертый размер ноги, Александр не знал, но предполагал, что он примерно соответствовал «кокетливо» выставленной вперед ножке старшей дочери бактрийского владыки. У нее вообще все было длинным – и ноги, и нос, немного свернутый набок, и руки, которые нервно (наверное, тоже «эротично»? ) теребили пестрое платье где-то в районе колен бактрийки.

– Нет!!! – Александру даже не пришлось исторгать из груди крика; отец все понял сам, тоже, очевидно, безмолвно погрустив: «Ну, вот! И на этот раз не удалось вручить „товар“ купцу!».

Невольницы, на которых взгляды и Александра Великого, и не такого великого во всех смыслах Ваксувадавра, немного отдохнули перед очередным испытанием, шустро заменили и заплеванные скатерти, и изрядно подъеденные блюда и подпитые кувшины. А бактриец во второй раз хлопнул в ладоши, приглашая вторую дочь, Зульпу. Александр, предусмотрительно проглотив недожеванный кусок уже из второй перемены блюд, опустил на столик бокал, чтобы не залить свежую скатерть.

– Впрочем, – заявил он задумчиво, – с этой возлечь я бы согласился – хотя бы ради эксперимента. Смогла бы эта, несомненно, тоже очень любимая дочь Оксиарта, заменить четырех наложниц… покорностью и неутомимостью? Весом Зульпа, наверное, их всех вместе даже превзошла.

Это Александр еще раз подчеркнул свой вывод насчет «любимой» – нелюбимую дочь бактриец вряд ли стал бы так кормить… точнее, откармливать. Девушка действительно оказалась энергичной; протиснулась в широкий проем, с которого стражи снаружи предусмотрительно откинули полог, так шустро, что шатер содрогнулся и едва не упал, «похоронив» под своим тяжелым покрытием вполне сдружившихся правителей.