Максим Терин: Боги, люди и один полубог. 12 с половиной подвигов. Как все было на самом деле

И вот сейчас он переводил это самое вино на богиню любви. Богиня вино пила, но настроение у неё не улучшалось. Геракл пытался её развеселить, как только мог, даже показывал шкуру недавно убитого льва, которую он только-только выделал. То, что женщина никак не отреагировала на меха, наводило на грустные мысли.

Так бы и перешла эта вечеринка в разряд безнадёжно испорченных, если бы в комнату не ввалился, отдуваясь, Копрей, работавший у Эврисфея глашатаем.

– Алкид, на улице жара, поэтому… – с этими словами он опустошил ближайший скифос.

– Между прочим, это мой! – обиделась богиня.

– У этого качка ещё есть. Мой босс так его снабжает, что можно стать законченным алкоголиком за месяц.

Геракл, не говоря ни слова, достал ещё один сосуд и наполнил всё до краев.

– Вот видите! Достопочтенный Алкид, знаешь ли ты, что привело меня сюда через такую жуткую жару?

– Попробую догадаться. Может быть, Эврисфей решил устроить в честь меня шествие в Микенах, которое должно завершиться увенчанием меня гирляндами цветов?

– Юморист. Всё он прекрасно знает. В курсе ли ты, что в Арголиде, неподалеку от города Лерна есть болотце, а там…

– И это меня он называет юмористом. Болотце. В этом болотце можно утопить половину населения Греции, причем вместе с домами. И чего только не водится в этом болоте.

– Во-во. Например, там водится одна змееподобная пакость, которую местные жители именуют гидрой. В принципе, я должен тебе передать только то, что ты должен её пристукнуть, но от себя добавлю, что эта тварь здорово ядовита. И у неё, вроде бы, на место каждой срубленной головы вырастает две новые.

– А сколько у неё всего голов-то?

– Девять, – вступила в разговор Афродита, – но это если у неё больше никто ничего не отрубал.

– Мне, конечно, не хочется нарушать вашу беседу, но Эврисфей настаивает, чтобы ты ушёл до захода солнца.

– До захода ещё уйма времени. Лучше давай, наливай.

Как ни странно, настроение у присутствующих улучшилось. Казалось бы, Геракла выгоняют на смертоубийственное задание, причем делает это Копрей, которому это всё тоже не по душе. А у Афродиты левый глаз выглядит совсем не так, как положено глазу богини любви и красоты. Но, наверное, общее количество неприятностей превысило какой-то рубеж, и они перестали восприниматься должным образом. Веселье в хибарке героя разгорелось.

***

Когда уже было пора уходить, Афродита произнесла странное слово: «холецистэктомия».

– То есть?

– Что вы на меня уставились? С языка сорвалось.

– Но что-то ты этим хотела сказать?

– Если хочешь, чтобы я попророчествовала, проводи меня немного; Копрей, всего хорошего!

– До свидания, великая ббббогиннння.

– Перебрал. Это слово как-то связано с твоим заданием, но что именно оно означает – понятия не имею.

– А если попробовать с другой стороны? На каком это языке?

– На греческом, естественно.

– Вечно ты словечки разные мудреные используешь.

– Словечки! Мне ещё предстоит… Новый язык… Ах ты…

Геракл подхватил споткнувшееся воплощение любви. Воплощение уставилось на героя как будто увидело его впервые.

– О чем это я?

– О каком-то новом языке.

– Боюсь, этого языка ещё нет в природе. Если подумать… Есть у меня один приятель в Малой Азии, и сдается мне, дело кончится ребёночком.

– А Гефест?

– А Гефест вечно занят в своей кузнице. Я все же женщина! Так вот, ребёнок будет вынужден уехать, и, как мне кажется, будет родоначальником нового народа где-то к западу. Вот этот народ и будет говорить на этом самом языке. Ладно, пойду навещу Ареса. Паразитство. Стоит с кем-нибудь… Как его тут же…

Богиня растаяла в воздухе. Геракл поправил на плече суковатую дубину, которая до сего дня была золотым фондом дровяного склада некоего крестьянина. Алкид резонно предположил, что крестьянину для очага сойдет любая древесина, а вырванный с корнем дуб не самых больших лет в его руках найдёт лучшее применение.

***

Болото и вправду было большим. Участки трясины перемежались на нём со сравнительно твердыми полями. Герой дополнительно вооружился длинной жердью и стал пробираться к центру болота, полагая, что вся нечисть будет гнездиться именно там.

Предположения оказались верными. Как и то, что гидра отнюдь не являлась единственным обитателем топи. Когда Геракл в очередной раз ткнул жердью в очередную лужу, то почувствовал несильный рывок. Пока Алкид недоуменно разглядывал оставшийся в его руке недлинный обрубок, из лужи выбрался рак, по своим размерам больше похожий на корову.