Наталья Терликова - Понедельник. №2

«Сто талеров, конечно, очень даже большие деньги, но кинжал того стоит», – подумал Фридрих и потянулся к висевшему на поясе кошелю, но в последнюю минуту передумал и решительно вышел из лавки.

На другой стороне площади высился собор с недостроенной колокольней, а в сотне шагах от него стояла харчевня, над дверью которой красовалась деревянная раскрашенная голова мавра. Юноша почти одновременно вспомнил, что давно не был на исповеди и с утра ничего не ел. Несколько секунд благочестие и голод боролись в его душе.

Благочестие оказалось сильнее, и Фридрих отправился в собор. Здесь было прохладно и полутемно. Теплились огоньки свечей. Вдоль одной из стен выстроились исповедальни, украшенные искусной резьбой. Не раздумывая, юноша вошёл в первую из них.

За густой деревянной решёткой виднелся силуэт священника. Юный Фридрих не знал, что это был отец Варфоломей, религиозный фанатик и проповедник, обращавший на путь истинный даже самых отпетых злодеев. Внимательно выслушав исповедь рыцаря, отец Варфоломей отпустил ему немногочисленные грешки и с искренней заинтересованностью начал расспрашивать о планах на будущее. Слушал доброжелательно, вставляя сочувственные реплики, а закончив расспросы, сказал:

– Это очень похвально, сын мой, что ты намерен посвятить свою жизнь службе благочестивым государям. Но есть Государь, что выше их, Царь над царями – это Господь наш. Разумеется, одерживать победу над могущественными врагами на поле брани – великая доблесть. Но ещё большая доблесть – одерживать победы в своей душе, ибо здесь ты будешь сражаться с самым могущественным врагом человечества – самим сатаной.

Затем преподобный отец заговорил о красоте служения Богу, о подвижничестве и аскетизме, о загробном воздаяние. Он яркими красками описывал блаженство рая и ужасы ада и цитировал библию. Разумеется, Фридрих это слышал с детства, но от слов Варфоломея у него появилось ощущение, что перед ним широко открылось окно в мир, на который раньше он смотрел через узкую щель. Ему казалось, что божественное дыхание овеяло его, что пение ангелов доносится до ушей. Из церкви он вышел обновлённым, с твёрдым решением посвятить всю свою жизнь служению Богу.

Прошло двадцать лет.

Фридрих фон Шварцштейн, кардинал Гессенский, сидел в своём кабинете. Перед ним на тяжёлом дубовом столе лежал раскрытый том сочинений святого Франциска Ассизского. Однако он уже в который раз машинально перечитывал одни и те же фразы, не вникая в их смысл. Мысли его были заняты другим.

В Риме, в своей резиденции, умирал папа римский. Все понимали, что дни его сочтены, и в ближайшее время конклаву высших иерархов католической церкви предстояло собраться, чтобы выбрать из своей среды нового великого понтифика. Папа был стар и давно болен, поэтому тайная борьба за престол велась уже несколько лет. Теперь, когда развязка была близка, реальные шансы на победу имели двое из множества претендентов: Томаззо Бертолучи, кардинал Пьемонтский и Фридрих фон Шварцштейн, кардинал Гессенский. Фридрих во всём превосходил соперника: в мудрости, учёности, праведной жизни и умении привлекать к себе сердца людей. Но кардинал Пьемонтский превосходил его в коварстве и хитрости. Для достижения своей цели он не гнушался ни клеветой, ни шантажом, ни предательством, ни клятво-отступничеством.

Тихонько скрипнула дверь. Вошёл старый и преданный, как собака, слуга. Он протянул хозяину поднос с запечатанным пергаментным свитком и произнёс:

– Умоляю простить, что беспокою Ваше Преосвященство. Но вам срочное послание из Рима.

Сердце Фридриха забилось. Но он спокойно взял пергамент, сломал печать с изображением двух скрещённых ключей Святого Петра, символом папской власти, и пробежал глазами письмо.

Это не было известие о смерти папы. Обычные незначительные новости, некоторые из которых уже устарели. Кардинал Гессенский был удивлён срочностью таких мелочных донесений и решил, что письмо зашифровано. Фридрих положил свиток на стол, низко наклонился над ним и начал внимательно рассматривать каждую букву. И тут же его проверенный и верный слуга вонзил в спину кинжал. Драгоценный восточный кинжал с резной рукоятью слоновой кости, увенчанной головой диковинной птицы с изогнутым клювом.

«Сто талеров, конечно, очень даже большие деньги, но кинжал того стоит», – подумал Фридрих и потянулся к висевшему на поясе кошелю, и отсчитал 100 талеров.

Выйдя из сумрачной лавки, Фридрих решил ещё раз рассмотреть своё приобретение. При ярком свете кинжал выглядел ещё прекрасней.