Эвелин и Элис Дейл - Калейдоскоп тьмы. Мистические истории

Саймон рухнул в одно из больших, обтянутых бархатом кресел, крепко сжимая в руке бутылку. Чем больше он пил, тем невыносимее его веки жгло суровым огнем невыплаканных слез. Он откинулся на спинку и поднял затуманенный взгляд на большой семейный портрет, висевший над широкой постелью. На нем навечно был запечатлен самый счастливый момент жизни. Лучившаяся радостной улыбкой Арлин стояла возле высокого стула, на котором сидел мистер Моррис и держал на коленях их любимую Энни. Тяжелый ком застрял в горле мужчины, не давая вздохнуть. Отпив еще виски, он утер глаза тыльной стороной ладони. Саймон смотрел и не мог налюбоваться, будто видел впервые это произведение искусства, что теперь осталось у него единственным доказательством его некогда безмятежной жизни. Он отчетливо помнил, как держал в ладонях маленькие и теплые ладошки своей принцессы, уговаривая ее посидеть смирно, пока художник будет работать.

Но вдруг нехороший холодок заполз в самое сердце. Что-то явно было не так… Саймон резко выпрямился, а брови хмуро сошлись на переносице. Взгляд его хоть и был туманным, но он отказывался видеть то, что ему мерещилось. Правая ручка Энни, которая прежде на портрете располагалась в его руке, теперь лежала поверх ее пышной юбки, совсем не так, как обычно. Мужчина рывком поднялся, ошеломленный и разозленный призрачным видением. Он закрыл глаза, перед которыми ураганом неслась пьяная карусель, и его будто качало на черных волнах. «Показалось… Я схожу с ума…» Но когда он распахнул веки, ничего не изменилось. На картине рука дочери в его ладонь не вернулась. «Безумие… Я слишком много выпил». Отмахнувшись от алкогольного бреда, Саймон сделал пару нетвердых шагов и ничком повалился на кровать. Уставшее и обессиленное сознание, щедро приправленное выпивкой, быстро покинуло его. И спустя пару секунд мужчина тут же провалился в беспокойный сон, полный дурных воспоминаний.

На следующий день состояние Саймона оставляло желать лучшего. Он пролежал в постели, не вставая, с раннего утра до позднего вечера. На улице уже сгущались сумерки, когда он смог разлепить глаза. В голове молотом пульсировала боль, а во рту рассыпалась пустыня. Гонимый жаждой, мужчина поднялся на ноги. Он добрел до столика возле окна, на котором стоял спасительный графин с водой. Пара глотков слегка оживила Саймона, но недостаточно для того, чтобы похмелье разом отпустило. Рассеянный взгляд скользнул за окно, пройдясь по кронам деревьев, скрывавших место упокоения его жены и дочери. Сердце вновь обволокло тянущей тоской. Саймон тихо простонал, схватившись за голову. Это не был дурной сон… Все осталось по-прежнему: «Их нет, а я один на весь свет». На улице завывал ветер, видимо, непогода решила поддержать его страдания. Мистер Моррис открыл глаза, обратив внимание на то, как деревья гнулись к земле. И тут его взгляд остекленел, а губы разомкнулись в немом ошеломлении. Когда кроны дубов расступились, ему стал хорошо виден склеп. И дверь, ведущая внутрь, была широко распахнута. Но он был вчера последним, кто уходил оттуда, и больше посетителей к усопшим не должно было быть. Нахмурившись, Саймон отвернулся, намереваясь спуститься вниз и выяснить, кто навещал без его ведома Арлин и Энни. Мужчина уже дошел до двери, как вдруг остановился, настигнутый вчерашним нехорошим видением. «Портрет…» И он будто спиной почувствовал, как на него смотрят неподвижным нарисованным взглядом жена и дочь. Дрожь поползла по позвоночнику, а внутренний голос призывал его покинуть спальню, не оборачиваясь. Но, вопреки этому, Саймон повернул голову, желая убедиться, что увиденное им вчера было ничем иным, как пьяным бредом.

Кошмар парализовал его тело, заставив ноги прирасти к полу. С губ сорвался протяжный вздох, а глаза отказывались поверить в увиденное. Его дочь, изображенная на картине, вместо того, чтобы сидеть у него на коленях, стояла рядом и рукой указывала на свою мать. Причем выражение лица девочки было устрашающим, перепуганным, а маленький ротик был распахнут в немом крике. Казалось, вот-вот она сойдет с полотна, чтобы броситься к несчастному отцу и воззвать о помощи. Саймон едва не закричал от ужаса. «Я сошел с ума… Сошел с ума!» В страхе мужчина кинулся прочь из комнаты, стремглав слетев по ступеням на первый этаж. Что-то творилось в его голове, отчего ему казалось, что он болен. Оказавшись в холле, он громко позвал слугу:

– Грег! Грег?!

Тот появился, почтенно склонившись перед хозяином дома. Вдовец поспешил задать вопрос: