Елена Асеева - Сказ про сестрицу Алёнку и братца Орея

Долго аль коротко искали боги, Перуна, не о том ноне сказ ведется…

Однако, обратившиеся в птиц волшебных Гамаюн, Алконост и Стратим, боги успели облететь всю Вселенную, побывать в Синей Сварге, обозреть Навь и людскую Явь. И, так-таки, сумели они вызнать место схрона Перуна Сварожича, по приметному колыханию в том краю землицы-матушки. А сам схорон заложен камнями стопудовыми, забит щитами дубовыми, заколочен дверями железными, засыпан песком крупинчатым, не пройти те преграды богам, сродникам сына Сварога. Стоит Стрыю подуть на пески, как они за землицу крупинками хватаются. Стоит Хорсу их лучами солнечными обжечь, как они в каменья оборачиваются. Стоит Велесу их волшбой откинуть, как они рьяными волнами вспять колышутся.

И так боги бьются и этак, а всего-навсего, что и сумели общими силами сделать лишь верхний слой песка да землицы убрать, сметав их в кучугуры. А пред ними новое преткновение: запечатанные вровень с землей железные о две створки врата. Да нет на тех воротах засова. Нет и малой трещинки меж створками. Нет и тончайшей прорехи в землице. Никак те врата не вскрыть, сковырнуть. Никак промеж них не пролезть. Ни Стрибогу, ветрами повелевающему, ни Хорсу, лучами управляющему, ни Велесу, в любое создание обращающемуся. Так и замерли, затихли над теми воротами боги, пригорюнились, да задумались чего дальше делать.

А все потому врата не открывались, что в Яви должно не только богам восставать супротив Скипер-зверя, но пришло время и людям славянским подняться. Простым таким землепашцам: мужикам, бабам, парням, девчинкам, ребятушкам, каковых когда-то выглядев в Яви Сварог, подивившись, славными величал.

Ведь оно и дитю не разумному ведомо, что победа над злющим чудищем не токмо в ведовстве Велеса, огне Хорса, ветре Стрыя зиждется, но на худенькие, костлявые плечики маханькой девчушки, и на тоненькие ручонки (такого же летами) мальчонки порой опирается. Словом победа та нежданно-негаданно оказалась в руках двух ребятушек, сестрицы и братца, каковых до сих пор Макошь сберегала в небольшой деревушке, посередь густого леса, и долгой, прикорнувшей обок нее, тихонечко покачивающей свои зеленые воды, реке.

То были времена кады по землице-матушке боги славянские хаживали, а люди жили землепашеством и не имели никаких иных знаний али способностей. Времена кады славяне имена богов своих, отцов своих и предков славили и тем самым нить родства не перерубали…

Это пока не сказка, а присказка. Ведь присказка поперед сказки маячит, путь-дорожку для нас выстилает, а какова та стёженька не поймешь, не узнаешь покуда ее не пройдешь, покуда ноженьками не вымеряешь.

Это все присказка, а сказ он доколь еще впереди…

– Алёнушка, Орюшка! Иде то вы, озорники! – пронесся чуть растянутый беспокойством говорок по лесной чаще. И тотчас будто отразился от шероховатых, бурых стволов и ветвей могучих елей, каковые окружали эту небольшую полянку, бугорком приподнявшуюся над всей остальной местностью. То скорей всего землица-матушка нарочно так извернулась, дабы кулигу подставить под лучи солнышка с тем, не токмо осветив, но и согрев покрывающие ее растения. Ибо росли на прогалинке не деревья, не кусты, и даже не травы, а стлались по всей той макушке, переплетаясь с опавшими сучьями, поваленными и почитай, что полусгнившими стволами, с полувросшими в землю кудлатыми ото мха каменьями, кустики земляницы. Ее ползучие побеги столь густо прикрывали почву, что ничего под ними больше и не просматривалось. Впрочем, посреди той скученности стеблей хорошо наблюдались возвышающиеся и легошенько вздрагивающие темно-зеленые с острыми зубцами листочки, покачивающиеся рыхлые, белые соцветия и приветливо кивающие красные плоды земляницы.

Столь густо окружающие эту маленькую опушку тенистые леса, также единодушно колыхали своими лаптастыми, поникшими ветвями, и, перебирая тончайшими хвоинками, желали чего-то спеть. Зеленые, вроде только сей миг принявшие убранство, стройные ели тянули свои вершины к небесному куполу, перенимая его насыщенную лазурь на тонкие хвоинки, каковые в переливах солнечных лучей казались прозрачно-голубыми. Иноредь они выхватывали на свои макушки перьевые хвосты белых облаков, не то, чтобы плывущих в небесах, всего-навсего неприметно колыхающих своими округлыми боками. Хотя облака если и можно было увидеть так только с этой полянки. Поелику все остальное пространство плотно смыкалось густым лесом и не только вершинами елей, но и кронами лиственниц, сосен, пихт, кедра. Однако краснолесье тянулось в этом краю не повсеместно, а почасту перемешивалось зелеными нивами, выступающими мощными вязами, дубами, каштанами, да более миловидными липами, березами, осинами. Полные воды зеленые реки извивались между теми гаями, хороня свои крутые али вспять того пологие берега в приземистых деревьях ракит, покачивающих опущенными вниз ветвями покрытыми зеленой или серо-белой листвой.