Лев Усыскин - Необычайные похождения с белым котом

Мастер Альбрехт налил в свой стакан еще вина:

«…ведь, как известно каждому, хорошее дело настоятельно требует серебра… серебро – это, воистину, масло дел человеческих: внесенное правильно и в должном количестве, оно уничтожает трение… внесенное же сверх меры – уничтожает движение… Но, похоже, ты едва меня понимаешь, не правда ли?»

Старик отхлебнул из стакана.

«Ах, да, ведь… – он кашлянул, слегка поперхнувшись, – я, кажется, забыл совсем, что до сих пор никоим образом не посвящал тебя в мои занятия… – не глядя на Гретхен, он покачал головой, – и потому тебе, конечно же, непросто… непросто уловить сейчас смысл моих слов…» – старик качнул головой вновь.

«Что ж! – он вдруг обернулся к Гретхен, – Тем лучше!»

Он осушил стакан до самого дна, налил его по новой, опять отпил, наверное, до половины, затем с шумом поставил на стол.

«Что ж – значит, настало время рассказать тебе все… – старик подался вперед, и, подперев с двух сторон голову, едва ли не лег грудью на стол, – И, видит Бог, я прямо сейчас сделаю это!»

Он допил вино, затем, полуприкрыв глаза, замер, блаженно прислушиваясь к внутреннему действию напитка. Все это время Гретхен смотрела на него, не отрываясь, боясь своим нескромным дыханием спугнуть его мысли и пропустить что-либо важное.

Однако Мастер Альбрехт сидел и сидел за столом, полуприкрыв глаза и чуть-чуть раскачиваясь. Он словно бы забыл о ее присутствии. Раз только губы его шевельнулись медленно, исторгнув, однако, лишь одинокое тихое «Сейчас…» Несмотря на это, девочка все продолжала ждать – и ждала так с четверть часа, не менее, прежде чем ожидание ее вознаградилось хоть в какой-то степени: голова старика вновь вздрогнула едва заметно, слипшиеся губы слегка причмокнули, и из-за них вдруг послышался легкий глуховатый свист. Мастер Альбрехт спал.

Наступившее затем утро как будто не предвещало ничего особенного. Проснувшийся в свой обычный час Мастер Альбрехт в обычный же час вышел к завтраку, во все время трапезы ничем не обнаружив последствий давешнего винного излишества. Словно бы ничего не случилось накануне, – встав из-за стола и переодевшись, он скрылся было за дверью своей таинственной комнаты. Гретхен уже принялась за что-то из вороха неотложных домашних дел, когда та же таинственная дверь распахнулась вновь и появившийся на пороге Мастер Альбрехт громким голосом позвал ее к себе наверх. Тут же все бросив, девочка побежала к нему – с ходу взлетела на два пролета лестницы и остановилась на площадке у входа: заветная дверь по-прежнему была открыта, однако старик, как видно, не дожидаясь Гретхен, вернулся в недра своего загадочного убежища. Мгновение еще девочка стояла в нерешительности, но тут голос Мастера Альбрехта окликнул ее повторно:

«Ну, где же ты? Входи, входи, не задерживайся там, у дверей!»

Гретхен шагнула вовнутрь.

«Проходи сюда осторожно, ничего не трогай только и ничего не толкни случайно, Бога ради! А то хлопот потом не оберешься… Ты слышишь меня?»

«Да, Мастер Альбрехт!»

…Комната, по первому впечатлению Гретхен, оказалась не такой уж и темной. Что же касается зловония, некогда столь поразившего Тимофея, то и оно, в общем-то, на поверку вышло не столь уж непереносимым. Странных запахов, конечно, было много, однако ни один из них не перебивал остальные и не отнимал у дыхания воздух. Видимо, Тимофей, как это ему свойственно, преувеличивал. Или, может быть, виной всему было удачное стечение обстоятельств: все-таки в этот день хозяин не успел еще приступить к своим непонятным занятиям, притом что вчера комната также отдыхала, понемногу проветриваясь себе через квадратное окошко, прорубленное почти под самым потолком…

Войдя вовнутрь, Гретхен сперва увидела странное сооружение, сложенное из кирпича прямо посреди комнаты. Она догадалась, что это печь – та самая печь, ради которой в погребе запасали растительное масло. Кроме печи в комнате имелся длинный узкий стол из обмазанных глиной досок. В углу возле дальней от двери стены стоял небольшой сундук с двумя массивными замками из латуни – потом уже Гретхен обратила внимание на украшавшую этот сундук довольно тонкую и дорогую отделку деревянной резьбой, столь не вязавшуюся с аскетичной простотой прочих вещей в доме Мастера Альбрехта.

Вдоль стен комнаты – едва ли не от пола и до самого потолка – были прибиты узкие полки из толстых почерневших досок. На этих полках во множестве располагались предметы, названия которым и, тем более, назначения Гретхен не знала. Это были какие-то металлические сосуды, отдаленно напоминавшие кастрюли и небольшие сковороды, а также сосуды из обожженной глины: кувшины и горшки каких-то странных, неудобных для домашнего обихода форм. Были кроме них и сосуды стеклянные – мутные шары с плоскими донышками, застывшие стеклянные капли, прозрачная змейка, на конце которой имелось шарообразное расширение с отдельным горлышком. Там же, на полках, стояли весы, какие Гретхен видела в лавке городского менялы, а по соседству располагались щипцы, молотки и другие железные инструменты, сродни тем, что Гретхен доводилось видеть прежде у деревенского кузнеца.