Низами Гянджеви - Семь красавиц

И от жара этой речи, что, как пламя, жгла,
Содрогнулся дух Нумана, твердый как скала.

С той поры как семь небесных встали крепостей,
Не бывало камнемета этих слов сильней.

Шах Нуман спустился с кровли в час полночной мги,
Молча он, как лев, к пустыне устремил шаги.

Он отрекся от сокровищ, трона и венца.
Прелесть мира несовместна с верою в творца.

От богатств, какими древле Сулейман владел,
Он отрекся; сам изгнанья он избрал удел.

Не нашли нигде ни шаха, ни его следов,
Он исчез, ушел от мира, словно Кей-Хосров.

Хоть Мунзир людей на поиск тут же снарядил,
Не нашли, как будто ангел беглеца укрыл.

Горевал Мунзир, потерей удручен своей,
Он провел в глубокой скорби много долгих дней.

Выпустил кормило власти из своей руки...
Стал дворец его высокий черным от тоски.

Но утихло в скорбном сердце горе наконец;
Власть его звала, к правленью призывал венец.

Он искоренил насилье твердою рукой,
Ввел законы, дал народу счастье, мир, покой.

А когда он полновластным властелином стал,
Ездигирд ему признанье и дары послал.

А Бахрама, словно сына, шах Мунзир растил.
Был отцом ему. Нет, больше и роднее был.

Сын Нуман был у Мунзира; вырастал, как брат,
Он с Бахрамом. Оба шахский радовали взгляд.

Ровня был Бахрам по крови, одногодок с ним,
Он не разлучался с братом названым своим.

Вместе обучаться стали грамоте они,
За игрой веселой вместе проводили дни,

На охоту выезжали вместе в дни весны,
Никогда, как свет и солнце, не разделены.

Так Бахрам в высоком замке прожил много лет?
Помыслы его премудрый направлял мобед.

К знанью был Бахрама разум с детства устремлен.
Как достойно сыну шаха, был он обучен.

Изучал Бахрам арабский, греческий язык.
Старый маг его наставил тайне древних книг.

Сам Мунзир, многоученый и разумный шах,
Объяснял ему созвездий тайны в небесах.

Ход двенадцати созвездий и семи светил
Ученик его прилежный вскоре изучил.

Геометрию постиг он, вычислял, чертил.
Алмагест и сотни прочих таинств изучил.

Он, ночами наблюдая звездный небосвод,
Стал читать светил движенье и обратный ход.

Ум его величьем мира стройным был объят.
Знанья перед ним раскрылись, как бесценный клад.

И, увидя в восхищенье, что его Бахрам
Зорок мыслью, в постиженье знания упрям,

Все, что разум человека за века постиг,
Все, чем стал он перед небом и землей велик, —

Все Мунзир законов стройных кругом вместе слил
И, как книгу, пред Бахрамом наконец открыл.

И Бахрам, учась прилежно, стал в конце концов
Искушен во всех науках — даре мудрецов.

Были внятны все таблицы звездные ему,
Сокровенное он видел сквозь ночную тьму.

Астролябией и стержнем юга он владел,
Он узлы деяний неба развязать умел.

И когда наукой книжной был он умудрен,
Боевым владеть оружьем стал учиться он.

Он игрою в мяч, искусством верховой езды
Мяч выигрывал у неба и его звезды.

А когда в степи он ветер начал обгонять,
На волков и львов с арканом начал выезжать.

А в степи заря рассвета и лучи ее
Пред копьем его бросали на землю копье.

Вскоре он в стрельбе из лука равного не знал,
Птицу в высоте небесной он стрелой пронзал.

Полный весь колчан порою посылал он в цель.
Каждою своей стрелою попадал он в цель.

Так пускал он стрелы густо, так рубил мечом;
Что никто бы не укрылся от него щитом.

На скаку, в пылу охоты он копье метал,
На скаку в кольцо копьем он метким попадал.

Острием копья колечко с гривы льва срезал
И кольцо с замка сокровищ он мечом снимал.

На ристалище, когда он лук свой брал порой,
В волосок он — за сто гязов попадал стрелой.

Все, что в поле на ловитве взгляд его влекло,
От летящих стрел Бахрама скрыться не могло.

Так в науках и в охоте перед ним всегда
Реяла его удачи яркая звезда.