Низами Гянджеви: Семь красавиц

Коль желаешь — будет мною зданье начато
Завтра ж! Этот замок будет перед ним ничто.

В этом здании — три цвета, в том же будет сто!
Это — каменное; будет яхонтовым то.

Свод единственный — строенья этого краса,
То же будет семисводным — словно небеса!»

Пламенем у падишаха душу обняла
Эта речь и все амбары милости сожгла.

Царь — пожар; и не опасен он своим огнем
Только тем, кто в отдаленье возведет свой дом.

Шах, что розовый кустарник, ливнем жемчугов
Сыплет. Но не тронь — изранит жалами шипов.

Шах лозы обильной гроздья на плечи друзей
Возложив, их оплетает силою ветвей.

И, обвив свою опору, верных слуг своих, —
Из земли, без сожаленья, вырвет корень их.

Шах сказал: «Коль этот зодчий от меня уйдет,
Он царю другому лучший замок возведет».

И велел Нуман жестокий челяди своей
Зодчего схватить и сбросить с башни поскорей.

О, смотри же, как судьбою кровожадной он
Сброшен с купола, который им же возведен!

Столько лет высокий замок он своей рукой
Строил. И с него мгновенно сброшен был судьбой!

Он развел огонь и сам же в тот огонь попал.
Долго восходил на кровлю — вмиг с нее упал.

В высоте ста с лишним гязов замыкая свод,
Он не знал, что, труд закончив, гибель там найдет.

Выше хижины он замка строить бы не стал,
Если бы свою кончину раньше угадал,—

Возводя престол, расчисли ранее всего,
Чтобы не разбиться, если упадешь с него.

И взвилось петлей аркана до рогов луны
Имя грозное Нумана с дивной вышины.

И молва, что он волшебник, с той поры пошла,
И владыкой Хаварнака шаха нарекла.

Хаварнак, когда он домом для Бахрама стал,
Чудом красоты в подлунном мире заблистал.

И прославленный молвою, окружен хвалой,
Назвался «Кумирней Чина», «Кыблою второй»

Сотни тысяч живописцев, зодчих, мудрецов
Приходили, чтоб увидеть лучший из дворцов.

Тот, кто видел, восхищенья удержать не мог
И вступал с благоговеньем на его порог.

Там — на всех дверях чертога, что вздымался ввысь,
Изречения узором золотым вились.

Над Йеменом засияла вновь Сухейль-звезда
Так светло, как не сияла прежде никогда.

Поли красавиц, как под звездным куполом Йемен,
Стал тот замок, словно полный жемчуга Аден.

И, прославленный молвою, стал известен всем
Хаварнаком озаренный берег, как Ирем.

Как Овен на вешнем небе ярко светит нам,
Хаварнак светил, и рядом с ним светил Бахрам.

Проводил Бахрам на кровле ночи до утра.
В небе чашу поднимала за него Зухра.

Видел стройные чертоги в отсветах зари,
Полная луна — над кровлей, солнце дня — внутри.

В глубине палат сияли факелы в ночи,
С кровли путникам светили, как луна, в ночи.

И всегда отрадный ветер веял меж колонн,
Запахом садов, прохладой моря напоен.

Сам Бахрам, лишь постепенно обходя дворец,
Дивное его величье понял наконец.

За одной стеной живую воду нес Евфрат,
Весь в тени дерев цветущих и резных оград.

А за башней, что, как лотос, высока была,
Молока и меда речка, скажешь ты, текла.

Впереди была долина, сзади — свежий луг,
Пальмы тихо шелестели и сады вокруг.

Сам Нуман, что здесь Бахраму заменил отца,
Часто с ним сидел на кровле своего дворца.

Над высокой аркой входа он на зелень нив
Любовался с ним часами, светел и счастлив.

Даль пред ними — вся в тюльпанах, как ковер, цвела,
Дичью полная — к ловитве души их звала.

И сказал Нуман Бахраму: «Сын мой, рад ли ты?
Хорошо здесь! Нет подобной в мире красоты».

Рядом был его советник. Чистой веры свет
Мудрому тому вазиру даровал Изед.

И сказал вазир Нуману: «В мире все пройдет,
Только истины познанье к жизни приведет.

Если свет познанья брезжит в сердце у тебя,
Откажись от блеска мира — правду возлюби'!»