Героический эпос народов СССР. Том второй

Хочешь — прими в подарок шатер,
Хочешь — я братом стану твоим?
Время придет, врагу отомстим!
Ты отдохни, опомнись сперва,
Здесь наберись здоровья и сил… "
Сладки, как мед, Шохбоза слова,
Но обещание он забыл.

… Месяц сверкающий Каракуз,
Твой освящен с Авазом союз!
Сына под сердцем носит она,
Но от рассвета и до темна
Хлеб добывала, тяжко трудясь,
Пообносилась, изорвалась.
Свора собак за нею гналась,
Вслед ей бросали ругань и грязь, —
Нищенкой жалкой пери звалась.

Горькое горе мыкать пришлось, —
Так восемь месяцев пронеслось.
Утром одним, в положенный срок,
У Каракуз родился сынок.
Только забота вновь велика:
Нету в груди ее молока.
Чем ей сынка свивать-пеленать,
Коль лоскутка в шатре не сыскать?
Снова вымаливать надо хлеб.
Случай помог ей; волей судеб
Возле чужих закрытых дверей
Старец согбенный встретился ей.
Чем-то напомнил он ей отца:
Даже похож немного с лица,
Посох держал такой же в руках.
И Каракуз взмолилась в слезах:
"Добрый отец, — сказала она, —
В этой стране живу я одна.
В ханском шатре, без малого год,
Мальчик без имени мой растет,
Сына никто не хочет назвать!"
Старец промолвил: "Бедная мать!
Вынеси мальчика из шатра,
Сына мне, милая, покажи,
Возле меня его положи.
Тельце его обдуют ветра,
В честь властелина мирной земли
Я нареку его Нурали.
Меч его будет из серебра,
Скоро его наступит пора —
Вырастит он — врагов победит!"
… Мальчик голодный плачет навзрыд.
И Каракуз с младенцем в руках,
Гордость смирив, пришла во дворец:
"Сын мной рожден, взгляни, падишах,
Храбрый Аваз ребенка отец.
Если умрет наш маленький сын,
Будешь виновен ты, властелин".

Шах застонал на троне своем,
Взял он мальчонку в собственный дом,
И возгласил глашатай указ:
"Люди, забудьте имя Аваз.
Мальчик Шохбозом усыновлен,
Он унаследует шахский трон.
Тот, кто болтнет иное хоть раз,
Будет в тюрьме немедля казнен!"

Незаметно годы шли,
Быстро вырос Нурали.
Он сильнее всех детей,
Зачинатель их затей.
В восемь лет широк в плечах,
Не по-детски мудр в речах.
Первый он в любой игре.
… Раз на праздничной заре
Он с вазировым сынком
В бабки резался тайком.
Сын вазира дерзким был:
Нурали он оскорбил.
Бабку кинул наш герой
И обидчика подбил.
Сил малец не рассчитал,
В ветхий домик он попал.
И, саманный, треснул дом,
Стал зиять в стене пролом.

… В домике том колдунья жила,
Пряжу из козьей шерсти пряла.
Бабка ей спину больно ожгла,
И завертелась ведьма волчком.
Шел Нурали за бабкой своей,
И не успел он стать у дверей,
Встречен был ведьминым язычком:
"Чертополох! — кричала она. —
Чтоб ты подох! — кричала она. —
Силой с родным сравнился отцом,
Стал он в тюрьме живым мертвецом!"
Кинулся прочь бежать Нурали,
Ведьму не выслушав до конца,
Матери крикнул он издали:
"Имя скажи родного отца!"
И Каракуз, краснея до слез, —
Трудно любимому сыну лгать! —
Пряча глаза, шепнула: "Шохбоз!"
"Нет, ты должна мне правду сказать! —
Он осердясь прикрикнул на мать. —
Понял давно я всею душой,
Что в стороне живем мы чужой".
Гневный порыв ее испугал,
Больше она не прятала глаз:
"Правду, сынок, узнать пожелал —
Славный отец твой витязь Аваз.

Тот, кто кремень пронзает копьем,
Кто повергает недругов в страх.
Гибнет герой в зиндане глухом,
Мы же из милости здесь живем,
На даровых, но горьких хлебах".

… Степью безлюдной мчится Куранг,
Всадник тобой гордится, Куранг.
Тайно уехал он из дворца,
Чтоб разыскать родного отца.
В мертвой степи сушняк да полынь,
Пыльного зноя здесь торжество.
Только джейраны, дети пустынь,
Были добычей редкой его.
В зыби песчаной вдруг Нурали
Конский табун заметил вдали.
Тут же шалаш стоял небольшой,
Наспех покрытый драной кошмой.
"Кто в той кибитке, друг или враг?
Эх, не попасться бы мне впросак!"
И, рассудив по-здравому так,
Войлочный он напялил колпак,
Перепоясал свой стан тесьмой,
С тыквой священною и сумой,
С виду как старый дервиш-чудак,
Тихо подъехал он к шалашу:
"Я подаянье, — молвил, — прошу!.. "

И, словно долгий жалобный стон,
Песнь зазвучала древних времен:
"Я на солнечном рассвете в изголовье милой стал,
Чтоб увидеть брови эти, уст нетронутый коралл.
Зубы белые светились, словно месяц молодой,
И от родинок на шее я рассудок потерял.
Видно, царственным каламом рисовал ее аллах,
Он такого совершенства никогда не создавал.
Я один брожу по миру, позабыв твой аромат,
Пыль вселенной лик твой скрыла, чтоб я милой не видал".