— Да будет так! — сказал, смеясь, Кецалькоатль. — Пусть приведут Койотлинауаля. Что может потерять старик, все потерявший? Пусть приходит!
Койотлинауаль пришел глубокой ночью. Он принес напиток в плошке деревянной, в срезе полом дерева, где пчелы собирают мед.
Кецалькоатль был в думы погружен, когда ему сказали, что пришел Койотлинауаль. Велел он чужеземца привести.
— Я Койотлинауаль. — Тот сказал. — Брат Иумекатля. Пришел я, как и он, с острогов гор Ноноуальтепетля. Вот зелье юности, которое даст силу сердцу старому, и снова мощным будешь на благо Тулы.
— Много я знаю и много видел, — молвил Кецалькоатль. — Такое зелье существовать не может. Все же его отведаю. Чего терять мне, старцу слабому, познавшему свое бессилие?
— Сперва мизинец обмакни, напиток терпок, как вино [32].
Кецалькоатль попробовал, ему понравилось, и он сказал:
— Я выпью три глотка.
Койотлинауаль сумел его заставить выпить больше. А напоив Кецалькоатля, Койотлинауаль дал выпить зелья слугам — каждому по пять глубоких чашек, и стала свита вся мертвецки пьяной.
— Ай! Яаа! Нья! Инье! Ай!
Солнечные блики сверкали снизу, сверху, всюду. Его глаза сверкали еще ярче, но в сторону сверкавшие глаза косили и не могли смотреть вперед, а солнце ослепляло из середины Теутлампы.
— Ай! Яаа! Сиуатль! Испей со мною зелья жизни и нашего бессмертия! Яаа! Инье! Вот Сиуатль! Идет ко мне! Сиуатль, иди скорей! Двоится мир, ты там, на берегу другом. К тебе иду! Я перепрыгну. Я за тобою иду! Ай! Яаа! Ай! Яаа!
Солнечны и радужны все краски, но его глаза блистают еще ярче. Вещи движутся по кругу и в красной дымке исчезают.
— О Сиуатль, мы с тобой бессмертны! И для меня жива ты вечно, вечно юная! О Сиуатль! Пей со мною! И подавай сосуды с медом! Мир необычен, и пылает солнце. Даль горизонта радугой искрится. Красивы птицы в дивном оперенье, что в небо поднимаются высоко. Но туча вдруг передо мной сокрыла небо черной массой.
Тигр с севера, пятнистый, дочь сожравший, лезет все ближе к нам! Он прыгает и застит солнце! Я буду биться насмерть! Забью его до самой смерти! Я бесконечен, как небо Тулы, как облака и волны моря. Лик мой зелен, лик мой красен [33]. Братья-кокомы, дайте мне мантию из перьев и знаки все мои, мое большое знамя. Я за руку веду сыночка — маленький маисовый початок! Иду я с ним. А вот и Татле! Я веду и Татле тоже. Пусть знают люди братьев!
Где мой Акатль? Акатль! Ты возвести мое пришествие! Кремень подайте мне. Я разобью его, и пять осколков острых пусть поразят убийцу-тигра Титлакуана!
Как славно солнце греет краски тела молодого. Да, молод я, могуч. Я тот, кто прибыл. Я таков, каков я есть!
Ай! Яаа! Ин! Яаа! Инье! Ай!
Да, Я таков, каков я есть!
Я есть, я кто-то!
Пять наконечников кремневых всажу в хребет убийцы-тигра!
Пять наконечников кремневых его прикончат! Пять!
Ай! Яаа! Инай! Инье! Яаа!
Могуч, велик Кецалькоатль! Приносит он с востока ветер.
Дождь приносит, соединяет обе половины.
Я могуч, Се-Акатль Кецалькоатль! Я властелин обеих половин Вселенной.
О Тула, Тула, моя Тула! Ты будешь вечно жить!
Нет, ты не станешь грудою руин и праха!
Вот это солнце жаркое, горячее греть будет юность вечную твою.
О дочь! О Сиуатль! О Тула!
Ветер с востока! Пусть приходит ветер!
Ай! Яаа!
Кокомы верные мои! Несите вверх меня, летите! Велики и крепки мы, Се-Акатль! Из камня сделаны, шлифованного солнцем, ливнем, ветром!
Пусть дует ветер!
Пусть веет ветер!
Сумерки!
Ёальи Эекатль!
Вечер, ветер!
Испуганно народ смотрел, как он вопил со слугами своими пьяными. Большая маска красно-зеленая его лицо скрывала старое. Полунагой, он выставил на обозрение общее всю немощь тела своего. Он пожелал быть поднятым на Пирамиду, но паланкин кокомы взяли прежде, чем он вскарабкался туда, и он упал. Уэмак поднял его с земли и на руках унес, как малого ребенка, поняв, что Тулу не спасти. Пришел Тескатлипока!
Дня четыре без памяти лежал Кецалькоатль. Уэмак положил его в большой открытый саркофаг и там оставил. Сам пошел готовиться к защите Тулы. Титлакуан с войсками был уже неподалеку. С ним были Иумекатль и Койотлинауаль, всласть посмеялись оба над старцем пьяным.
На пятый день Кецалькоатль проснулся и сказал:
— Я допустил оплошность, родину покинув. И да смягчатся души тех, кто там остался. Пусть радуются жизни, песням те, кто веки вечные живет в родимых землях.
Услышали кокомы речь Кецалькоатля, заплакали и опечалились, а вскоре песню затянули:
Читать дальше