Петр Полевой: Сказка об Илье Муромце

Изложилъ П. Полевой.

Съ рисунками М. В. Нестерова.

Дозволено Цензурою. Москва, 1887 г. августа 15 дня.

Не сине море всколыхалося, не вьюга въ полѣ подымалася, не буйный вѣтеръ по степному простору разгуливалъ — подымались на святую Русь грозные вороги, налетали на ея чело хищные вороны, облегали ее со всѣхъ сторонъ, словно тучи черныя. Изъ степей нагоняли ихъ буйные вѣтры, съ морей наносили ихъ буйныя волны, изъ-за горъ выводили злые люди. И давно-бы Русь пошатнулася, кабы не было въ ней духа русскаго, не было силы храбрости на борьбу съ иновѣрными, не родилось бы могучихъ богатырей, готовыхъ голову сложить за землю Русскую и за вѣру православную. Много тѣхъ богатырей на Руси перебыло и никогда они на Руси не переведутся, покуда будетъ стоять земля Русская, пока не пойдетъ вспять Волга-матушка. Бились тѣ богатыри и съ разбойниками, бились они и съ силой несмѣтною иноземною, бились и съ злобой людского ненавистною, и дошла ихъ слава до насъ въ пѣсняхъ, и будутъ жить долѣе нашего вѣка… Вотъ по этимъ-то старымъ пѣснямъ и разскажемъ мы о знаменитомъ русскомъ богатырѣ Ильѣ Муромцѣ.

Подъ славнымъ городомъ Муромомъ лежитъ село Карачарово; а въ томъ селѣ Карачаровѣ жилъ-былъ крестьянинъ Иванъ, по отечеству Тимофеевичъ. Долго Богъ Ивану дѣтей не давалъ, семьей его не надѣлялъ, — но наконецъ послалъ таки ему дитя милое, дитя единое, да и то не на радость, не на помощь подъ старость. Родился у Ивана сынъ въ самый Ильинъ день, подъ громомъ и молніей, и назвали его родители Ильей… Стало дитятко рости да умнѣть, да видно родилось калѣкою: — ни на ноги встать, ни ногой шевельнуть не могъ Илюшенька. Такъ и годъ прошелъ, и другой, и третій — Илья все не ходилъ, ни руками не владалъ, и сидѣлъ на печи сиднемъ, ни родителямъ не въ помощь, ни себѣ не на радость… Да такъ и дожилъ Илья до тридцати лѣтъ, съ ложечки матушкой вспоенный, изъ рукъ ее вскормленный, словно дитятко неразумное. И во всѣ эти тридцать лѣтъ ни разу ни родители, ни самъ Илья не взроптали на Бога, на судьбу свою не пожаловались!..

И случилось однажды родителямъ уйти въ поле на работу крестьянскую, и остался Илья одинъ-одинешенекъ дома. Сидитъ онъ на печи — думу свою думаетъ, и вдругъ слышитъ, что стучится къ нему кто-то въ окошечко косящетое. «Кто тутъ, добрый человѣкъ, отзовися!» — окликаетъ съ печи Илья Муромецъ. И слышитъ онъ, что въ отвѣтъ ему откликаются подъ окномъ три голоса: «Охъ ты гой еси, Илья Муромецъ, крестьянскій сынъ, отворяй скорѣе намъ ворота широкія, впускай насъ, калѣкъ, къ себѣ во дворъ». — Отвѣчаетъ имъ съ печи Илья Муромецъ: «Ай-же вы, калѣки перехожіе! Не могу я съ печи встать, не могу я вамъ вороты отворить — сижу я здѣсь сиднемъ цѣлыя 30 лѣтъ: не владаю ни руками, ни ногами». И опять слышитъ онъ подъ окномъ: «Вставай, Илья, на рѣзвы ноги, отворяй намъ ворота, впускай насъ на широкой дворъ!»

И вдругъ почувствовалъ Илья, что онъ на ноги встать можетъ, что онъ рукой владѣетъ… Всталъ съ печи, отворилъ ворота широкія, впустилъ калѣкъ во дворъ, позвалъ ихъ со двора въ избу.

Входили калѣки въ избу, клали передъ образомъ крестъ по-писанному, поклонъ вели по-ученому, вынимали изъ котомочки дорогую чару — наливали ее крѣпкимъ, старымъ, стоялымъ медомъ, подносили Ильѣ Муромцу. Выпивалъ Илья ту чару единымъ духомъ и спозналъ въ себѣ силу великую.

Посмотрѣли на него старцы и спрашиваютъ:

— «Чуешь-ли ты въ себѣ силу?»

— «Чую силу великую!» — отвѣчаетъ Илья.

— «А какъ велика твоя сила?» — переспрашиваютъ Илью старцы.

— «А такъ то велика, что если-бы былъ столпъ отъ земли и до неба, такъ я бы повернулъ всю землю».

Переглянулись между собою старцы и говорятъ: «Много ему этой силы — такъ много, что его пожалуй и земля не снесетъ. Надо въ немъ поубавить силушки.» И еще поднесли ему тутъ-же чару меду крѣпкаго.

Какъ только выпилъ ее Илья, такъ и почувствовалъ, что въ немъ силы сразу поубавилось.