Тебе сонет я сочинил засим,
Дуриле, блудню, грязному кретину;
Не подольстишься ты и к челядину,
Сколь ни пои его вином своим.
Оставь свой виселичный капюшон!
Я видел, как светил ты голой сракой
Со всей Тартарьей, чей приют – притон.
Ты так дошел бы вплоть до Арманьяка,
Дупло, жабина, жалкий пустозвон,
Петух Бальдраккский, дохлая кошака,
Сер Дрябло ди Елдакко!
И правда, всыплю я тебе, блуднице,
Таких, что не забудешь, бенефиций!
В Сиене молвят сице:
«Ты мерзостнее даже Банкеллино».
Так прыгай: твое место – Сан Мартино!
XV
Чтоб семь колодцев вычистил ты рьяно,
Тебе я кадку шлю и пуд свинца,
Там скипетр твой с короною глупца,
Там гребень твой и там же Дурлиндана.
Поплавай в стоках, скатик мой поганый,
И в них, глядишь, прибавится дрянца.
«Не выношу я твоего лица»,
Как молвил друг Риньери-капеллану.
По Пизе ходят слухи очень ходко,
Что ты алтарь свой променял на стол,
Где бьются в крикку. Ну же, сер Ошметка,
И кто б тебя святою Фиккой счел!
Окрашу-ка твой рыльник сковородкой,
Чтоб ты, ватрушка, тряпка и вафел,
Супец бы свой извел
Чрез уши, через нос и рот свинячий;
Вот доберусь до ребер старой клячи!
Осу злишь, не иначе.
Сколь ты проворен, смел, не вемо мне,
Я б тропнул палкой по твоей спине!
XVI
Ну ты и грохнулся, цела-то репа ли?
И прямо, сер мой, задницею на поле!
Глядишь, микстур каких бы и накапали,
Средств знаю много: не найду зацепу ли!
Тебе так не нажиться, словно Пепполи,
Скорей метлой ужопили б, отлапали;
Беги ж, как мышь, которую не сцапали,
А то с силками ходишь – не нелепо ли!
В стишках твоих сомнительна пиитика,
Ползешь всё крабом, на манер лунатика,
В бреду ли, пьяный, вроде паралитика.
В тебе занудство истого грамматика,
Смолою провонялся весь (глядите-ка!),
Горчащим нектаром aloè patico,
Скорее в математика
Тебя я превращу, в осла ученого
Или в калеку новоиспеченного.
XVII
Ты говоришь, не понял я? Гляди же,
Тебя расшифровал на этот раз.
О дружбе что болтаешь, дуропляс?
Мастак ты в кости, а они в престиже!
Возьмешь себе священство, ранг не ниже
Мельхиседека? К Дьяволу тотчас!
Эй, Флегий! Как Пифон, ты полн зараз
И ужаснуть способен, враль бесстыжий.
Не знаю как, разверзнется каверна,
Такая же, как встарь на стогне Рима,
И ты в нее падешь под грузом скверны.
Нет! виселица ждет тебя, вестимо,
Распятье лобызнешь нелицемерно
И кувыркнешься, петлею давимый.
Веревку дам, родимый,
Чтоб ты поверил мне в минуту ту,
Которую я пряником сочту.
Воздам хвалу Христу,
Что я тебя нашел, несчастный, злобный,
И буде ты сей пастырь преподобный.
XVIII
Ты виселицей мечен от рожденья,
Во Франции сказали бы: крестом.
Каким слывешь ты, промолчу о том,
Достоин топора – и всё сужденье.
Все знаю в Бисдомини преступленья
И что сварили бы тебя живьем,
Но молвят: я ко всем проникнут злом,
И значит, при себе оставлю мненье.
Как то, что привлечет к себе магнит
Железо, так и верно то, пожалуй,
Что жир свиной твой в пламени горит,
Сожрет тебя костер мало по малу,
Но блюдо, что готово, так смердит,
Как это, верно, не пристало салу;
Здесь дело к карнавалу,
Но ходишь, знаю, клянчишь всё в мольбе,
Чтоб помолились люди о тебе.
ХIХ
О чем я, Франко, мог бы молвить «смелый»?
О мудрости, мече иль самостреле.
Питаешься росой ты, пустомеля,
Как куропатка на холме Морелло;
Ты хочешь быть отважным, как Буркьелло,
Но в этом положеньи, в самом деле,
Не даст тебе магического зелья
Камена; ах, мой сладкий сер Баччелло!
Сдается мне, сер Боров, что по нраву
Всегда тебе разверстая клоака,
Ты плаваешь в дерьме, упав в канаву;
Твои стихи, облезлая собака,
Как скат морской, бесхвосты и безглавы;
Не лавр – бурда тебе мила однако!
Но не скажу я «срака»
Тебе сейчас, хоть ты в вонючей жиже,
Пока не уколю, но погоди же:
Уж карнавал всё ближе!
Тогда не пощажу, изжарю в хлам.
Где б ни был, крепко приберу к рукам!
Читать дальше