Т. И. Каминская: «Антика. 100 шедевров о любви». Том 5

О бедная Эллада! Как ты ныне
Осиротеешь, потеряв его!

Отец, ты смолк, – и я могу ответить;
О, потерпи и выслушай меня!
Скажу лишь то, что долг повелевает.
Так яростно не предавайся гневу,
О, выслушай, иначе не поймешь,
Что в ненависти ты неправ и в злобе.

Скажи и замолчи. Мешает боль
Тебя понять – мне речь твоя темна.

Хочу сказать, что с матерью случилось, —
И что на ней, злосчастной, нет вины.

О негодяй! Ты смел упомянуть
О матери своей – отцеубийце?

В подобный миг молчанье неуместно.

О чем молчанье? Об ее злодействах?

О том, что ею ныне свершено.

Скажи, но сам не окажись злодеем.

Ее уже не стало – пала мертвой.

От чьей руки? Вот сладостная весть!

От собственной, не от чужой погибла.

Увы! Не от моей… а заслужила…

Твой гнев пройдет, когда открою все.

Речь странная, однако говори.

Она ошиблась: цель была благая.

Злодей! Благая цель – убить супруга?

Хотела лишь тебя приворожить,
Жену увидев новую. Ошиблась.

И кто ж такой в Трахине чародей?

Ей Несс-кентавр совет когда-то подал
Тем средством страсть твою воспламенить.

Увы, увы мне! Гибну я, злосчастный…
Конец, конец… Не мне – сиянье дня.
Увы, я понял все: мне нет спасенья.
Иди, мой сын, нет у тебя отца.
Зови своих всех братьев и Алкмену
Несчастную, что Зевсовой супругой
На горе стала, – я хочу, чтоб вы
Пророчества, мне ведомые, знали.

Но матери твоей здесь нет. Она
Давно уже в Тиринф переселилась
И часть внучат с собою забрала,
А остальные обитают в Фивах.
Мы здесь одни, отец. Лишь прикажи,
Я ревностно исполню все, что должно.

Так слушай. Доказать настало время,
Что в самом деле ты Гераклов сын.
Когда-то мне отец мой предсказал,
Что смерть свою приму не от живого, —
Но от того, чьим домом стал Аид.
И вот, в согласье с божьим предсказаньем,
Кентавр меня убил: живого – мертвый.
Теперь узнай, как древнее вешанье
Подтверждено другим, совсем недавним.
У горцев селлов, [76]спящих на земле,
Я записал слова, что провещал мне
Глаголющий листвою Зевсов дуб.
Он предсказал, что время на исходе
И ряду тяжких подвигов моих
Пришел конец. Я думал, буду счастлив…
Но, видно, разумел он смерть мою:
Ведь для умерших нет уже трудов.
Все явственно сбывается, мой сын:
Ты ныне будь соратником отцу.
Не доводи меня до горьких слов,
Но покорись, исполнив тем завет
Прекраснейший – отцу повиновенье.

Хоть я и трепещу перед исходом
Беседы нашей, – все, отец, исполню.

Сперва мне руку правую подай.

Отец, ты клятвы требуешь? Зачем?

Давай же руку – повинуйся мне.

Вот протянул, перечить я не смею.

Клянись главою Зевса моего…

Но для чего, родимый? Ты откроешь?

…Что выполнишь все то, что повелю.

Клянусь, – и Зевс да будет мне свидетель.

Молись о каре, коль нарушишь клятву.

Я клятвы не нарушу… Но молюсь.

Ты знаешь эту – Зевсову вершину?

Да, жертвы там не раз я приносил.

Туда, мой сын, на собственных руках
Меня внеси, – тебе друзья помогут, —
Там, коренастый дуб свалив, побольше
Дров наколи да наломай маслины —
И сверху положи меня. Возьми
Сосновый факел и зажги костер.
Но не хочу я видеть слез при этом;
Все соверши без плача и рыданий,
Коль ты мне сын. А если нет, – в Аиде
С проклятием тебя я буду ждать.