Ольга Петерсон - Рыцари Круглого Стола [предания романских народов средневековой Европы в пересказах Е. Балобановой и О. Петерсон]

— Пойду и я, — сказал Готье, — я вассал Роланда и не могу от него отстать.

Когда они выбрали себе двадцать тысяч воинов, Роланд подозвал к себе Готье и сказал:

— Возьми тысячу французов из нашей собственной французской земли и займи с ними все ущелья и высоты, чтобы императору не пришлось терпеть урона.

— Я обязан это сделать для тебя, — отвечал Готье и с тысячью французов углубился в горы. Он вернется не раньше, чем потеряв семьсот бойцов. Король Бельферна Альмарис в тот же день даст ему отчаянную битву.

Карл вошел в долину Ронсеваля. Барон Ожье вел авангард, и никакой опасности не предвиделось с этой стороны; в тылу же был Роланд с Оливье, двенадцатью пэрами и двадцатью тысячами природных франков. Помоги им Бог! Их ждет страшная битва! И Ганелон знает это, негодяй и изменник, но он за золото продал свое молчание и не скажет ни слова.

Высоки горы, и темны долины; скалы черны, и страшны узкие ущелья. В тот же день не без труда прошли по ним французы. Но когда они увидели наконец Гасконию, землю их повелителя, они вспомнили свои земли и дома, своих жен и дочерей и заплакали от радости. Но всех больше волновался Карл, покинувший своего племянника в ущельях испанских гор; с Роландом остались двенадцать пэров и двадцать тысяч французов. Они не знают страха и не боятся смерти. И Карл тоскливо теребит свою бороду, из глаз его катятся слезы, и он закрывается своим плащом. Рядом с ним едет герцог Нэмский.

— Что так заботит тебя? — спрашивает он короля.

— Нужно ли спрашивать об этом? — отвечает Карл. — Мое горе так велико, что я не могу не плакать: Франция погибнет через Ганелона. Сегодня ночью я видел во сне, что Ганелон сломал копье в моих руках, тот самый Ганелон, что заставил меня оставить в арьергарде моего племянника. Мне пришлось покинуть Роланда во вражьей земле. Что будет, если я потеряю его? На свете нет ему подобного!

Карл Великий не может удержаться от слез, и сто тысяч французов тронуты его горем и объяты странным страхом за Роланда. Его предал этот негодяй Ганелон; это он получил от короля неверных щедрые подарки — золото и серебро, ткани и шелковые одежды, лошадей и мулов, верблюдов и львов…

И вот Марсиль сзывает своих испанских баронов, графов и герцогов с эмирами и графскими детьми. Он собирает их в три дня до ста тысяч, и по всей Сарагоссе раздается бой барабанов. На вершине высочайшей башни воздвигают статую Магомета: ни один мусульманин не проходит мимо, не поклонившись ей. Затем неверные устремляются через всю страну, по горам и долинам. Наконец они видят знамена французов. Это арьергард двенадцати товарищей, и сарацины не упустят случая сразиться с ним.

Впереди всех подвигается племянник Марсиля верхом на муле и подгоняет его палкой. Со смехом обращается он к дяде, прося в награду за службу поручить именно ему поразить Роланда. И Марсиль передает племяннику свою перчатку. Племянник Марсиля с перчаткою в руке просит дать ему еще одиннадцать баронов, чтобы помериться с двенадцатью пэрами.

— Идем, племянник, — говорит ему брат Марсиля, — идем вместе, и горе арьергарду Карла Великого!

Король варварской земли Корсаблис, с душою предателя, говорит, однако, как истый вассал:

— За все золото мира я не соглашусь показать себя трусом и сражусь с Роландом, если только найду его!

За ним, пеший, несется быстрее конного Мальприм Бригальский и, с Марсилем поравнявшись, восклицает:

— Идем в долину Ронсеваля, и смерть Роланду, если он мне попадется!

Спешит к ним и эмир из Балагера, красавец собой, с лицом гордым и ясным, истый барон, будь он христианином. Все бегут к племяннику Марсиля и грозят Роланду смертью.

Так собрались двенадцать пэров короля Марсиля; они берут с собой сто тысяч сарацин, стремящихся в битву, и вооружаются, удалившись в сосновый лес. Они надевают свои сарацинские брони, все на тройной подкладке; на головы надевают сарацинские шлемы и пристегивают к поясу венские сабли. Ярко блестят их щиты и копья; по воздуху развеваются трехцветные знамена.

Покинув своих мулов, они садятся на коней и подвигаются плотными рядами. День был ясный, и оружие неверных сверкало в солнечных лучах. Звук тысячи труб разносился по воздуху.

Французы слышат шум.

— Товарищ! — говорит Оливье. — Сдается мне, не миновать нам боя с сарацинами!

— Дай Бог, — отвечает Роланд, — наша обязанность — отстаивать здесь короля: все мы должны сносить ради нашего повелителя, надо терпеть нам и зной, и стужу, и раны, и увечья. Наше дело — наносить молодецкие удары, чтобы не сложили о нас дурной песни. И уж, конечно, не я подам пример трусости.