С этим связана и еще одна специфическая черта сатиры Кеведо – ее публицистичность, злободневность. Даже в его единственном романе «История жизни пройдохи…» современники обнаруживали немало злободневных намеков. Еще в большей мере публицистичность характерна для «Сновидений», «Часа воздаяния» и других произведений – в сущности говоря, произведений художественно-публицистических.
Это определяет особые приемы типизации, ослабление роли сюжета и многие другие особенности произведений Кеведо. В самом деле, даже в романе Кеведо сюжет играет подсобную роль. Главное – не что происходит с Паблосом, а с кем он встречается. Именно поэтому огромное структурное значение приобретает и в романе, и в других сочинениях Кеведо мотив дороги. Ведь почти все основные приключения случаются с Паблосом во время его странствий по дорогам Испании. Здесь, на дороге, в придорожных тавернах и других столь же временных пристанищах Паблос сталкивается с людьми из самых разных «этажей» общества, от бродяг и нищих до священнослужителей. В этом акцентировании мотива дороги получили отражение реальные сдвиги в социальной жизни Испании. Уже давно отошла в прошлое патриархальная замкнутость натурального хозяйства, вся страна как будто покинула насиженные места и пустилась в странствие по белу свету в поисках Фортуны-Удачи.
Мотив дороги играет существенную роль в «Сновидениях». Правда, путь повествователя здесь как будто имеет конечную точку, которой не было в романе. Но, строго говоря, что такое ад («Сон о преисподней»), обитель Смерти («Сон о Смерти»), град пороков («Мир изнутри»), если не лишь отчасти трансформированный образ той же дороги, по которой снуют толпы теней, как две капли воды напоминающие тех, с кем встречался в своих путях-странствиях Паблос из Сеговии.
Сатирические произведения Кеведо обычно многолюдны. Однако в этих беспорядочно движущихся толпах нетрудно выделить особенно приглянувшиеся писателю типы. Среди них немало фигур, олицетворяющих, на первый взгляд, не очень значительные в социальной панораме жизни бытовые, нравственные пороки, вроде сварливых жен и красящихся стариков, девиц – искательниц женихов и записных кокеток, жуликоватых трактирщиков и лекарей-шарлатанов, чья профессия «деньги драть и больных убивать»; профессиональных нищих, старых сводней и мужей-рогоносцев. Некоторые из этих типов проходят через всю литературную жизнь писателя. Такова, например, целая галерея мужей-рогоносцев, начиная с невинней жертвы вероломной супруги и кончая мужем, гордящимся своим положением «рогача» и охотно пользующимся доходами от своей снисходительности. Некоторые исследователи сокрушаются по поводу того, что писатель «вынужден» столь часто «размениваться на мелочи». Упрек вряд ли справедлив. Во-первых, без «мелочей» картина разложения нравов, упадка испанского общества была бы неполной, в том-то и дело, что, по мысли Кеведо, все сферы жизни общества захвачены гниением, распадом. А во-вторых, по мере созревания сатирического таланта писателя все чаще за бытовыми, нравственными пороками обнаруживаются их социальные истоки, коренящиеся в самой сути несправедливой, безобразной во всех своих проявлениях современной действительности.
Но, конечно, это становится очевидным только тогда, когда pядом с персонажами, воплощающими те или иные нравственные пороки, появляются типы социальные. В их обрисовке особенно ярко обнаруживается своеобразие приемов типизации у Кеведо: при всей предельной точности и детализованности описаний персонажей этим характеристикам всегда присущи обобщенность, «крупномасштабность», фиксация наиболее характерных для данного типа черт.
Диапазон охвата испанской действительности в сатирах Кеведо весьма широк. Характерно, однако, что обличению подвергаются главным образом имущие классы. Что же касается бедняков, то, как утверждает бес в памфлете «Бесноватый альгуасил», «они в адских книгах не значатся», ибо «и живут праведно, и умирают праведно». Зато монархов в аду «превеликое число». В обители Смерти («Сон о Смерти»), например, «толпилось великое множество тиранов и сильных мира сего…».
Еще более гневно обличает писатель придворных, королевских фаворитов, пользующихся слабостями монархов для достижения своекорыстных целей (см., например, четвертую, пятую новеллы и в особенности тридцать девятую в сборнике «Час воздаяния»). «Пока вассал остается хозяином своего короля, а король – вассалом собственного слуги, первого все будут ненавидеть как предателя, а второго презирать как ничтожество», – писал в одной из новелл «Часа воздаяния» Кеведо.
Читать дальше