Франсиско де Кеведо - Час воздаяния или разумная фортуна

Строки сии я всегда перечитываю с восхищением и, как бы со мной ни спорили, ставлю замечательного поэта, искушенного в делах политических и военных, превыше всех поэтов после Гомера.

На должности судейские надо избирать людей ученых и бескорыстных. Тот, кем не движет корысть, не поддается пороку, ибо порок подстрекает корысть, продаваясь ей. Им следует знать законы и только законы, не более того, и требовать подчинения закону, а не подчинять закон себе. Только так можно спасти правосудие. Я сказал. Теперь говорите вы, что имеете предложить и какие меры находите желательными и разумными.

На этом он умолк. И поелику в толпе собрались люди всех народов и языков, поднялся столь разноголосый и нестройный говор, словно в великой сумятице созидалась башня вавилонская. Ни один не понимал другого и сам не был понят никем. Злоба и споры кипели как в котле, а искаженные лица и судорожные движения придавали собравшимся сходство с полоумными или одержимыми.

В это время кучка пастухов, одетых в овечья шкуры и препоясанных пращами, что можно было скорее вменить им в вину, нежели считать оправданием, потребовала, чтобы их выслушали в первую голову, не медля ни мгновения, ибо у них взбунтовались овцы, жалуясь, что пастухи под предлогом того, что охраняют их от волков, которым случается съедать от времени до времени какую-нибудь овцу, стригут, обдирают, убивают и продают их, и притом зараз, всем скопом. Коль скоро волки зарезают одну, две, от силы десять или двадцать овец, пусть уж лучше волки охраняют их от пастухов, нежели пастухи от волков: от голодного врага скорее дождешься пощады, нежели от алчного сторожа; с каковой целью овцы, вкупе со сторожевыми псами, повели следствие против пастухов. Все тотчас поняли: дело ясное! Овцы в дурах не останутся, коли своего добьются. Тут всех застиг Час, и одни, разозлившись вконец, кричали: «Давай нам волков!», «И без того кругом одни волки!», «Хрен редьки не слаще!», «Куда ни кинь, все клин!» Много было и таких, что ни с кем не соглашались. Тут в спор замешались законники и, дабы угомонить толпу, заявили, что вопрос сей важный и нуждается в долгом рассмотрении, а посему нужно отложить решение и тем временем помолиться об успехе дела в священных храмах. Французы, услышав это, воскликнули:

— Если уж дошло до храмов, мы пропали! Как бы не постигла нас участь совы, которая, занедужив, обратилась за помощью к лисе да сороке, почитая первую весьма ученой, а вторую искусной во врачевании, ибо видела ее на дохлом муле. Сове ответили, что нет ей иного спасенья, кроме храма, и на это она сказала: стало быть, мне конец, коли исцелить меня могут только храмы, ибо я же погрузила их во тьму, утолив жажду маслом святых лампад, и не осталось ни одного алтаря, коего я бы не загадила.

Монсиньор, возвысив голос, сказал:

— Французские совы, сравнение сие как нельзя лучше к вам подходит, и мы советуем припомнить как вам, так и всем живущим за счет святынь, что рассказал Гомер о мышах, кои воевали с лягушками и взмолились к богам о помощи, а те отказали, ибо мыши отгрызли кому руку, кому ногу, кому украшение, кому венок, а кому и кончик носа, и не было ни единого изображения божества, которое не носило бы следов мышиных зубов. Отнесите же к себе сей пример, мыши — кальвинисты, лютеране, гугеноты и реформаторы, и посмотрите, кто из небожителей придет нам на помощь.

О, всемогущий господь! С каким гвалтом напустилась тут вся свора французишек на монсиньора! Буйный лагерь Аграманта показался бы тут обителью девственниц-весталок. Разнимать их было опасно, того гляди сам попадешь в переплет. Наконец драчунов усмирили, но глотки им не заткнули, и каждый отправился восвояси, громко сетуя на свою долю и беснуясь, что не удалось сменять ее на чужую.

Внимательно следили боги за земными делами, и наконец Солнце промолвило:

— Час подходит к концу, тень от стрелки — моих часов вот-вот коснется цифры пять. Превеликий отец всего сущего, решай, пока еще длится Час: должна ли Фортуна действовать далее, или надлежит ей вновь пустить свой шар по привычным дорогам?

Юпитер ответил:

— Подметил я за этот час, когда всем было воздано по заслугам, что тот, кто в бедности и ничтожестве был смиренным, чертовски заважничал и занесся; тот же, кто жил в почете и богатстве и по сей причине был распутником, тираном, наглецом и преступником, обрел раскаяние, удаление от суеты мирской и милосердие, познав нужду и унижение. Таким образом получилось, что люди порядочные обернулись плутами, плуты же, напротив, порядочными людьми. Удовлетворить жалобы смертных, кои чаще всего сами не знают, чего хотят, можно и за столь недолгий срок, ибо слабость их такова, что тот злодействует, у кого есть на то возможность, и притихает тотчас, едва сию возможность у него отнять; однако оный отказ от злодейства отнюдь нельзя счесть раскаянием: унижение и бедность обуздывают смертных, но не исправляют их, а обретенные почет и богатство побуждают их совершать поступки, кои они извечно бы совершали, кабы извечно жили в богатстве и почете. Пусть же Фортуна гонит колесо и шар по древним колдобинам, неся мудрецу уважение, а безумцу — кару, мы же поддержим ее своим непогрешимым предвидением и безошибочным предведением. Да примет каждый то, что уделяет ему Фортуна, ибо одарила она или обошла, в том нет зла, а есть только польза как для того, кого она осыпала благами, так и для того, кого она презрела. Пусть тот, кто использует дары ее себе во вред, пеняет на себя, а не на Фортуну, ибо она в беспристрастии своем чужда коварства. Ей же дозволено будет пенять на смертных, кои обращают во зло ее милости и страдания и клевещут на нее, осыпая проклятиями.