Робер Клари: Завоевание Константинополя

Венецианцы и пилигримы плыли с поднятыми парусами и в ночь на праздник св. Мартина подошли к Задару {95} . Когда жители города Задара увидели подплывающими эти нефы и весь этот огромный флот, они затрепетали от великого страха; они заперли все городские ворота и вооружились как можно лучше, чтобы защищаться. Когда они вооружились, дож обратился ко всем знатным людям в войске и сказал им: «Сеньоры, сей город причинил много зла мне и моим людям; я бы охотно отомстил ему за это. И я прошу вас оказать мне помощь». И все бароны и знатные люди ответствовали ему, что охотно ему помогут. Ну а жители-то Задара хорошо знали, что венецианцы их ненавидели. И они, задарцы, получили также грамоту из Рима, где говорилось, что все те, кто пойдет на них войной или причинит им какой-то ущерб, будут подвергнуты отлучению {96} . С добрыми послами они переслали эту грамоту дожу и пилигримам, которые прибыли туда. Когда послы явились в лагерь, грамоту прочитали дожу и пилигримам. Когда грамота была прочитана и дож услышал ее, он сказал, что не откажется от намерения отомстить жителям города даже под угрозой отлучения апостоликом. После этого послы удалились. Дож во второй раз обратился к баронам и сказал им: «Сеньоры, знайте, что я ни под каким видом не откажусь отомстить им, даже ради апостолика!». И он попросил баронов помочь ему. Все бароны, за исключением только графа Симона де Монфора и мессира Ангеррана де Бова, ответили, что они охотно пособят ему. Эти же сказали, что не пойдут против воли апостолика, ибо не хотят быть отлученными; и тогда они собрались и на всю зиму уехали в Венгрию {97} . Когда дож увидел, что бароны ему помогут, он приказал расставить свои орудия для осады города в таком количестве, что жители города увидели, что им не продержаться; и они сдались на милость крестоносцам и сдали им город {98} . Тогда пилигримы и венецианцы вступили в него и поделили город на две половины, так что одну половину получили пилигримы, а другую — венецианцы {99} .

А потом случилось так, что вспыхнула большая распря между венецианцами и меньшим людом пилигримов, которая продолжалась целую ночь и полдня. И столь ожесточенной была эта распря что рыцари лишь с трудом смогли разнять дравшихся. Когда же их разняли, то восстановили столь добрый мир между ними, они с того времени они уже никогда не вступали в свару друг с другом {100} . Потом знатные крестоносцы и венецианцы совещались по поводу отлучения, которому они подверглись из-за того, что взяли город; и порешили они между собой послать в Рим епископа Суассонского и мессира Робера де Бова {101} , чтобы испросить у апостолика грамоту, которая снимала бы отлучение со всех пилигримов и всех венецианцев. Когда они получили эту грамоту, епископ очень быстро вернулся; мессир же Робер де Бов не вернулся вместе с ним, а прямо из Рима отправился за море.

Между тем, пока крестоносцы и венецианцы оставались зимой в Задаре, они призадумались о том, что сильно поиздержались; и обсудили это и решили, что не могут двинуться ни в Вавилон, ни в Александрию, ни в Сирию, ибо у них нет ни съестных припасов, ни денег, чтобы отправиться туда. Потому что они почти все истратили как вследствие долгой задержки здесь, так и из-за большой суммы, которую пришлось уплатить за наем флота. И они сказали, что никак не могут двинуться дальше, а если и двинутся туда, то ничего там не достигнут, потому что у них нет ни съестных припасов, ни денег, которыми смогли бы продержаться.

Дож Венеции хорошо видел, что крестоносцы находятся в стесненном положении; и вот он обратился к ним и сказал: «Сеньоры, в Греции {102} имеется весьма богатая и полная всякого добра земля; если бы нам подвернулся какой-нибудь подходящий повод {103} отправиться туда и запастись в той земле съестным и всем прочим, пока мы не восстановили бы хорошенько наши силы {104} , то это казалось бы мне неплохим выходом, и в таком случае мы сумели бы двинуться за море». Тогда встал маркиз и сказал: «Сеньоры, на рождество прошлого года я был в Германии, при дворе мессира императора {105} . Там я видел одного молодого человека, брата жены германского императора {106} . Этот молодой человек — сын императора Кирсака {107} из Константинополя, у которого один из его братьев {108} предательски отнял Константинопольскую империю {109} ». «Тот, кто смог бы залучить к себе этого молодого человека, — сказал маркиз, — легко бы сумел двинуться в землю Константинопольскую и взять там съестные припасы и прочее, ибо молодой человек является ее законным наследником» {110} .