Франсуа Рабле - Гаргантюа и Пантагрюэль

По этому случаю покровители Рабле — в их числе появились кардиналы Шатильон и Лотарингский, через которых он перешел на положение клиента могущественных домов Колиньи и Гизов, — в удобный момент напомнили Генриху II о Рабле и об услугах, оказанных стране писателем при его отце. Положение Рабле сразу улучшилось. Теперь уже и кардинал дю Белле мог покровительствовать ему более открыто: в январе 1551 года он дал ему место кюре в Медоне, близ Парижа, связанное с хорошими доходами. Это был обычный в те времена бенефиций, не требовавший фактического исполнения священнических обязанностей. Все свое время Рабле мог теперь тратить на ученые и литературные занятия. Он кончал «Четвертую книгу», которая была полностью напечатана в силу новой королевской привилегии, выхлопотанной кардиналом Шатильоном в 1552 году.

Пока книга печаталась, ситуация для Рабле была такова, что он мог не особенно бояться нападок. Сорбонна угрюмо молчала, а лаяли только озлобленные от усердия шавки, вроде монаха Габриэля де Пюи-Эрбо, который написал на него беззубый донос в 1549 году. Очень показательно то, что год спустя напал на него и Кальвин в памфлете «О соблазнах». Для «женевского папы» было особенно опасно вольнодумство Рабле, который поднимал на смех всякое принуждение в области религии. С такими противниками Рабле не страшно было схватиться. И монаху и Кальвину в «Четвертой книге» посвящено несколько злых и остроумных сентенций.

Уже в той ее части, которая была опубликована отдельно, было несколько обращавших на себя внимание эпизодов. Пантагрюэль с Панургом и другими сподвижниками едут на корабле в паломничество к оракулу Бутылки, и по дороге встречают разные острова и переживают всякие приключения. Общественная сатира почти безмолвствует в той части книги, которая вышла отдельно. В нее попал только один эпизод с землей Прокурацией, приютом Ябедников — первый набросок сатиры против судов и судейских, предвещающий более резкую атаку на них в эпизоде «Пушистых Котов» «Пятой книги». Он открывает ряд все более злых сатирических аллегорий следующих частей и вставлен словно затем, чтобы показать метод, которому Рабле будет следовать в более серьезных нападках на пороки и изъяны современной ему жизни.

В этой первой части «Четвертой книги» имеются два превосходных описательных эпизода, ставших знаменитыми. Первый — это «панургово стадо». Мотив его заимствован у итальянского, писавшего по-латыни поэта XVI века Фоленго, из его ироикомической поэмы «Бальдус» (проделка Чингара, одного из героев поэмы), но он развернут в великолепную картину, полную острого реализма и глубокого психологического проникновения. Второй эпизод — описание бури, в котором мы находим не только величественную панораму разбушевавшейся стихии, но и ряд тонко и мудро подмеченных черт, раскрывающих образы героев эпопеи — Пантагрюэля, Панурга, брата Жана, Эпистемона.

Возможно, что, когда кардинал Шатильон передавал Рабле королевскую привилегию на печатание «Четвертой книги», он или кардинал дю Белле разъяснили Рабле, что почтительности по отношению к папе от него сейчас меньше всего будут требовать. Во всяком случае, Рабле писал так, как если бы он чувствовал, что узда с него снята и он может говорить все, что угодно. Его сатирические аллегории от главы к главе били больнее. Вот остров, где царствует враждебный всему естественному Постник, который приводит на память автору притчу итальянского гуманиста Кальканьини о Физисе (Природа) и Антифизисе (Противоестество). Последняя у Рабле производит на свет детей, ходящих вверх ногами, а также монахов, христопродавцев, «святош» (почитателей папы), «неуемных кальвинистов, женевских обманщиков», «бесноватых путербеев» (удар по Габриэлю де Пюи-Эрбо) и «прочих чудищ, уродливых, безобразных и противоестественных». Портрет Постпика — первая атака на всех фанатиков: недаром «святоши» стоят в одном ряду с «неуемными кальвинистами», за которыми поспешает злополучный Пюи-Эрбо. Главный бой папе был дан в описании Острова папоманов. Жители этого острова только что сокрушили своих противников папефигов (показывающих фигу папе, то есть кальвинистов), и их епископ Гоменац, чтобы приветствовать Пантагрюэля и его свиту, произносит похвальное слово Декреталиям. Как известно, сборник папских постановлений, носящий это название, односторонним решением паи был объявлен источником канонического права, и именно Декреталии санкционировали всякого рода вымогательства курии; благодаря их «златотекучей» энергии, Франция ежегодно отдавала Риму в виде дани четыреста тысяч дукатов, которые Генриху II представлялось более полезным видеть в его собственной казне. И похвальное слово Декреталиям верного папского слуги Гоменаца полно убийственной иронии, которая стоит пафоса первого Лютерова памфлета против Рима.