Любопытна положительная оценка, которую Сыма Цянь дает Циньской империи. Историк признает, что дом Цинь «воспринял нормы поведения и ритуал шести княжеств, выбирая и отбирая лучшее, что было в них», что «императорский двор [Цинь] стал внушительным и сильным, опираясь на все то, что [было накоплено] с древности», и это явно контрастирует с более поздними оценками конфуцианских историков эпохи Хань. Далее неоднократно подчеркивается мысль о том, что каждое время требует своих обрядов и норм поведения и совсем не обязательно копировать древность.
В совокупности первая часть главы содержит достаточно свободно изложенный исторический очерк эволюции обрядов и ритуала в Китае.
В остальной части главы, заимствованной из трактата философа Сюнь-цзы, который рассматривал человека в качестве составной части природы, излагаются некоторые общие принципы происхождения обрядов, их назначения в обществе. В заключение дается характеристика совершенномудрого человека — идеала конфуцианского мужа, умеющего управлять народом. Ли шу — отражение той части системы этико-культурных и политических идей древности, в центре которой стоял сложный институт ли — обрядов, ритуала, церемоний, правил поведения подданных. Как справедливо писал акад. В. М Алексеев: «Таким образом, ли — это в социальном разрезе (о религиозном я здесь не говорю) именно та плотина, которая сдерживает человеческие страсти; то рассудочное, рациональное, культурное (в конфуцианском понимании) воздействие на людей, которое [19]управляет и, по мнению конфуцианцев, должно управлять человеческим обществом...» [3, с. 392].
Хотя в гл. 23 нет описания деталей ритуала и разнообразных обрядов, созданных в древности на все случаи жизни, но в сжатом виде дано ясное представление как об идейной сути учения о ли , так и о месте ритуала и правил поведения в общей системе общественной жизни Китая периодов Чжоу-Хань. С позиций современного научного знания можно утверждать, что создание системы обрядов ли и ритуала и в древнекитайском обществе преследовало цель определить оптимальные модели поведения всех слоев общества во имя обеспечения безопасности классового государства и всей системы угнетения и эксплуатации народа; материал гл. 23 дает, как представляется, все основания для подобного вывода.
Гл. 24, Юэ шу — «Трактат о музыке», касается другого важнейшего компонента конфуцианской идеологии — музыки ( юэ ), тесно связанной в представлениях того времени с ли . Если ли , как мы видели, определяло социальные границы человека в обществе, то музыка была призвана воздействовать на чувства людей, сближать их духовно и тем самым поддерживать единство общества, цементировать различные общественные слои в государстве. «Трактат о музыке», как уже упоминалось, состоит из трех частей. В первой части, начинающейся со слов: «Я, тайшигун .. скажу так» — обычное свидетельство того, что повествование идет от лица самого Сыма Цяня, бегло излагается история создания музыкальных мелодий, связь музыки с различными событиями в древней истории Китая. Кроме того, во вступительном разделе изложены некоторые, прежде всего конфуцианские, представления о «совершенном муже» цзюнь-цзы , которому только и могут быть доверены бразды правления и который, как сказано в главе, «щедро одаривает [людей] своими милостями и благодеяниями, а с помощью песен и гимнов побуждает их ревностно трудиться». Здесь же подчеркивается, что музыка «вводит в определенные рамки [людские] радости», «служит уменьшению и сокращению [желаний]», т. е. воспитывает и улучшает нравы, способствует установлению социальной гармонии в обществе. Таким образом, на первый план сразу выводится государственный характер музыки, ее воспитательное значение. Французский ученый Лэлой писал, что «в теократическом и патриархальном Китае музыка не была частным делом, это был [государственный] институт. Глава государства жаловал своему народу музыку, творцом которой он был сам и через которую излагал свои наставления» [24, с. 15].
Естественно, что Сыма Цянь, говоря о «подлинной музыке» — гимнах, песнопениях, подчеркивает, что «мудрые» правители и «совершенные мужи», хотя они и собирают повсюду народные песни, обязаны приводить их «в гармонию», [20]упорядочивать, перерабатывать и только потом распространять в народе.
Вторая часть, занимающая больший объем главы, включает с некоторыми перестановками и заменами отдельных иероглифов (по отношению к ныне существующему каноническому тексту) гл. 37, 38 и 39, Юэцзи — «Записи о музыке» трактата Ли цзи . Здесь последовательно излагаются теория происхождения музыки, особенности ее влияния на чувства человека и на общество, причем настойчиво повторяется мысль о том, что всякая мелодия рождается в сердце (душе) человека от его соприкосновения с внешней средой — миром. В то же время душевное состояние человека, его эмоции отражаются, по мысли Ли цзи , в самом характере звуков и мелодий: печаль порождает порывистые и резкие звуки, радость — раскатистые, гнев — грубые и свирепые, благоговение порождает звуки сдержанные и отчетливые, любовь — гармоничные и нежные. Это положение Ли цзи перекликается с разработанным примерно в ту же эпоху в древнегреческой музыкальной эстетике учением об этосе, исходное положение которого «сводилось к установлению причинной связи между характером, складом музыки и душевными переживаниями, которые музыка способна вызывать» [6, т. I, с. 115]. Правда, в Китае, согласно Ли цзи , эта причинная связь была несколько иной: не музыка порождала эмоции, а эмоции выражались в определенных формах музыкальных звуков; тем не менее связь душевных переживаний и звуков отмечена и в китайском памятнике.
Читать дальше