— А что в этом замечательного? — недоумевали девушки.
— Когда бы отцом
Для нас были собраны эти
Побеги папоротника,
Мы поверить смогли бы: и к нам
Весна пришла наконец.
— Для кого
Станем мы собирать омежник
В снегу у реки?
Что нам в нем? Мы теперь одни,
Нет больше с нами отца.
Такими случайными песнями обмениваясь, коротали они ночи и дни. И Тюнагон и принц использовали любую возможность отправить в Удзи гонца. Но в большинстве своем их письма были довольно заурядны, а иногда и просто скучны, поэтому я по обыкновению своему их опускаю.
Скоро наступила пора весеннего цветения, и принц Хёбукё вспомнил об «украшениях для прически». А тут еще и молодые люди из его свиты, которым довелось тогда побывать в горной усадьбе, принялись сетовать на то, как печален мир.
— Ах, какое прекрасное жилище у Восьмого принца, — вздыхали они. — Неужели мы никогда его не увидим?
Разумеется, принцу еще больше захотелось побывать в Удзи.
«Цветущую вишню
Я как-то раз приметил
В этом саду.
И вряд ли туман помешает
Мне ветку с нее сорвать», —
написал он дочерям Восьмого принца, полный решимости не отступать. Сестры были возмущены, но письмо пришло в тот миг, когда им было как-то особенно тоскливо, и, рассудив, что оставлять без ответа столь замечательное послание неучтиво, они написали принцу:
«Решишься ли ты
Сорвать ветку с цветущей вишни
Этой весной,
Когда черный туман окутал
Деревья в нашем саду?»
Поняв, что девушки по-прежнему имеют твердое намерение держаться от него в отдалении, принц впал в совершенное уныние. Иногда, не в силах более сдерживать свои чувства, он принимался осыпать упреками Тюнагона, а тот с удовольствием изображал из себя попечительного родителя и каждый раз, когда удавалось уличить принца в ветрености, укоризненно качал головой:
— Ну разве могу я доверить ее вам?
И принц старался вести себя осмотрительнее.
— Но ведь я не встречал еще женщины, которая пленила бы мое сердце, — оправдывался он.
Шестая дочь Правого министра, к величайшему сожалению последнего, не пришлась принцу Хёбукё по душе.
«Вряд ли свет отнесется благосклонно к такому союзу, — думал он. — К тому же министр — человек суровый и неуступчивый, любая моя шалость будет вызывать его гнев, и жизнь моя станет невыносимой».
В том году сгорел дом на Третьей линии, и Третья принцесса переехала на Шестую линию. Связанные с этими обстоятельствами хлопоты задержали Тюнагона в столице, и он долго не бывал в Удзи. Однако, будучи человеком в высшей степени благоразумным, Тюнагон не проявлял нетерпения и, уверенный в том, что старшая дочь принца непременно достанется ему, ждал, пока смягчится ее сердце, решив до поры до времени не злоупотреблять ее доверием и не позволять себе ни малейшей вольности. «Пусть убедится в том, что я верен завету ее отца…» — думал он.
В том году люди более обыкновенного страдали от жары, и, вспомнив однажды, как, должно быть, прохладно в Удзи, на берегу реки, Тюнагон решил съездить туда. Он выехал из столицы ранним утром, пока не было жарко, но, когда он добрался до Удзи, солнце уже ослепительно сияло, опаляя все вокруг.
Устроившись в западных передних покоях на бывшей половине принца, Тюнагон призвал к себе того самого сторожа. Сестры были в молельне, но, узнав о приезде гостя, поспешили перебраться на свою половину. Молельня отделялась от передних покоев лишь тонкой перегородкой, поэтому, несмотря на их предосторожности, до слуха Тюнагона донесся тихий шорох, шелест платьев, и сердце его затрепетало. Вспомнив, что в перегородке рядом с замком есть небольшое отверстие, он в надежде хоть что-нибудь увидеть поспешил отодвинуть стоявшие с внутренней стороны ширмы. К его великой досаде, за перегородкой стоял переносной занавес, поэтому, так ничего и не разглядев, Тюнагон отошел назад. Тут внезапный порыв ветра взметнул занавеси.
— Как бы нас не увидали снаружи, — испугался кто-то из дам. — Давайте придвинем туда еще и этот занавес.
Бесконечно признательный этой недальновидной особе, Тюнагон снова прильнул к отверстию и увидел, что оба переносных занавеса — и высокий и низкий — отодвинуты к внешним занавесям молельни, а перегородка раздвинута, вследствие чего образовался проход, через который, очевидно, и должны были выйти девушки. Сначала одна из них подошла к выходу на галерею и стала сквозь занавеси смотреть на спутников Тюнагона, которые, наслаждаясь прохладой, гуляли по берегу реки. На ней было темное зеленовато-серое тонкое платье и прекрасно сочетающиеся с ним золотисто-красные хакама. Этот необычный наряд ничуть не вредил ей, напротив, он лишь оттенял ее редкостную красоту. Ленты пояса были распущены, из-под рукава виднелись четки. Высокая и стройная, с пышными волосами, ниспадающими по спине почти до самого пола, девушка была удивительно хороша. Нежное, блистающее яркими красками лицо, тонкий профиль, легкая грация движений… Она невольно напомнила Тюнагону Первую принцессу, которую он видел однажды в доме на Шестой линии. Но вот появилась вторая.
Читать дальше