Array Array - О храбрых, нежных и влюбленных. Сказания пятиречья

Сохни принесла чашу, обтерла -ее своим покрывалом и, протягивая гостю, сказала:

– Отец мой очень радовался, когда создал эту чашу. Иззат вздрогнул, словно очнулся от сна, протянул

руки к сосуду, и пальцы их на мгновение встретились.

– Какое совершенство,- воскликнул он.- Один вид ее пьянит!

Когда Сохни снова отошла, Иззат прошептал:

– Концы ее пальцев как молнии стрелы… Девушка уже стояла перед ним, держа на ладони пиалу. Да разве это была глиняная пиала? Иззат взял ее в руки и залюбовался округлостью краев, чистой линией изгиба. А когда он разглядел изображение месяца на донышке пиалы и нежное лицо пери внутри, то задохнулся от восторга.

Саадат похвалил цвет пиалы.

– Цвет, цвет! – воскликнул Иззат.- Словно лучи солнца на ланитах красавицы! А какая тонкая отделка! Сколько изящества!

Иззату почудилось, что пиала до краев полна влагой, и, не сознавая, что делает, он поднес ее к губам. Сохни рассмеялась, и кольцо, сверкавшее у нее в носу, задрожало. В первый момент, когда юный бухарец увидел девушку, украшение это показалось ему странным, теперь же на память вдруг пришли строки какого-то стихотворения – «О выложенном золотом замке, хранителе бесценных самоцветов».

– Я хотел ощутить вкус губ этой пиалы,- сказал он в ответ на улыбку Сохни.

– Из нее еще никто не пил,- простодушно заметила девушка.- Когда же она будет наполнена влагой, края ее в самом деле станут нежны, как губы.

У юноши и впрямь осталось ощущение, будто он прикоснулся к живым, теплым губам… Он поставил пиалу отдельно от той посуды, что отобрал для покупки, и, не в силах вымолвить слова, некоторое время молча водил пальцем по ее краям.

– Вот и все, что у нас есть хорошего,- сказала Сохни.- Что вам понравилось?

– Все, что есть в лавке,- ответил Иззат, глядя на ее звездную накидку, отороченную каймой синего шелкового неба, по которому царственно плыл вышитый месяц.

– А что вы возьмете? – и она до самых глаз укуталась в накидку.

– Все и возьму, – если, конечно, хватит денег, – усмехнулся Иззат. – Сколько стоит то, что ты мне показала?

Сохни сосчитала отобранные сосуды – всего около двадцати – и назвала цену – десять рупий.

Саадат вручил ей мешочек с тысячей рупий.

– За посудой мы пришлем слугу,- сказал Иззат, выходя из лавки.- А теперь – салам славному мастеру! Нам пора идти.

– Разве ты не знаешь, сколько стоят мои изделия, дочка? – с улыбкой спросил Туллха.- Не много ли ты взяла с наших гостей?

– Много?! – покраснев, воскликнул Иззат.- Что ты! Ведь твои работы – чистое золото, а мы заплатили за них, как за глину!

Тем временем в лагере слуги готовились в путь: скатывали ковры и циновки, разбирали шатры, укладывали сундуки. Как вдруг из города воротился Иззат и объявил, что важные дела на неделю задерживают его здесь. То-то все обрадовались! Бухарцам пришелся по душе берег Ченаба и веселый трудолюбивый Гуджарат, они были не прочь еще недельку отдохнуть в красивой роще. Да к тому же хозяин пообещал за эту неделю уплатить вдвое больше против условленного!

Весь тот день до самого вечера просидел Иззат у себя в шатре. Все размышлял о том, что делать дальше. В Пешавер идти не хотелось, старый план путешествия никуда не годился. Постепенно веки его смежились, перед глазами поплыли видения: пышный лес, широкая, медленная река; воздух дрожит от радостного птичьего гомона, прыгают легконогие антилопы, танцуют, распустив хвосты, красавцы павлины. Но душа Иззата слепа и глуха. Не видя цели, не разбирая пути, бредет он туда, где меж древесных стволов зыблется туманная дымка, сегодня – в одну сторону, завтра – в другую… Придет жажда – напьется, придет голод – поест… Но жажды не утолить, голода – не насытить… Кто-то ласково касается его плеча. Отец!

– Почему ты блуждаешь без дороги, мой ясный месяц? – спрашивает он.- Не теряй зря времени, возвращайся домой. Знаешь, я все-таки заполучил тот алмаз, из-за которого передрались шахи и бадшахи!

– Увы, отец мой! Зато я не нашел еще того, что ищу.

– Ты что-нибудь потерял? Эка важность! Скажи что, и я тебе подарю.

– Нет, отец, такого подарка ты мне сделать не сможешь. Я ищу подругу, по которой томится мое сердце. Я не вижу ее лица, знаю лишь голос и помню прикосновение…

Но отец ничего не понял и продолжал требовать возвращения сына.

На этом месте сон прервался. Иззат открыл глаза и облегченно вздохнул. Было душно, хотелось пить. Он налил воды в прекрасную пиалу, купленную утром у горшечника, позвал Саадата и, беседуя с ним о разных делах, как бы невзначай спросил.