Array Array - О храбрых, нежных и влюбленных. Сказания пятиречья

– Ну что же, Мирза? – повторила Сахибан.- Ты меня забудешь?

О милое женское лукавство! Разве не знала Сахибан, какой ответ готов был сорваться с уст ее друга? И все же спрашивала, притворялась незнающей.

– Как могу я тебя забыть, Сахибан! – одолев наконец волнение, проговорил мальчик.

Сахибан глядела на его губы – они трепетали, перевела взгляд на глаза – в них застыла непролившаяся влага. Еще мгновение – и друг ее скажет, чего еще никогда, никому не говорил… Сахибан вдруг испугалась и задала первый пришедший в голову вопрос:

– А что ты запомнишь лучше всего? – обе руки ее легли на его руку.

– Что запомню?… Твою руку вокруг моего стана… Нет, нет! Как ты меня учила… Нет, и не это… Как ты спрашивала, что мне приснилось… и твое лицо, когда я рассказывал… Ох, я и сам не скажу, что запомню лучше… Одно знаю твердо: тебя я никогда не забуду!

Наутро, чуть свет, Бинджал Кхаран выпил чашку молочной сыворотки и взгромоздился на коня. Мирза вырвался из объятий горько плачущей тетушки Бибо.

– Вот… На память…- сказал он, протягивая Сахибан красивый, остро отточенный нож – предмет зависти всех учеников досточтимого маулви.

– Что ты там копаешься? Живее садись! – прикрикнул на мальчика Бинджал Кхарап.

Как ни медлил Мирза с отъездом, но время все-таки пришло, когда он очутился рядом с отцом, позади седла. Староста замолотил пятками по лошадиным бокам. Мальчик все глядел назад, туда, где остались тетушка Бибо и Сахибан, пока отец не заметил:

– Что ты наваливаешься на меня? Сиди прямо!

Сразу же по возвращении в Данабад Бинджал Кха-ран собрал у себя в доме самых прославленных наставников, посулил им большую награду, нескончаемые милости и отдал им на попечение сына.

– Помните, я лишь тогда признаю ваши заслуги, когда мой Мирза превзойдет в искусстве стрельбы из лука всех юношей нашей округи, когда не сыщется равного ему наездника! – предупредил почтенный староста.

– Да будет на то воля всевышнего! – хором протянули наставники.

Они ощупали руки и ноги юноши, один из учителей сошелся с Мирзой врукопашную.

– О хан! В руках твоего сына скрыта невиданная сила! – заверил он старосту.

Для верховой езды отец предоставил Мирзе молодую кобылку по кличке Бакки. Собственно, настоящее имя ее было Арабская принцесса. Это маленькая сестренка Мирзы, не умевшая выговорить столь трудного имени, прозвала ее Бакки. Животное было на редкость ладное: невысокое, стройное, с широким лбом, огромными прекрасными глазами и тонкими, круто вырезанными ноздрями; грудь у Бакки была крепкая, спина небольшая, ноги сильные. Мчалась она быстрее ветра. А уж умна была! Не всякому наезднику удавалось обуздать ее. А вот Мирзу она признала с первого взгляда. С тех пор вся деревня стала звать кобылку «Бакки Мирзы», один лишь староста продолжал величать ее по-прежнему – Арабская принцесса.

Наставник, обучавший стрельбе из лука, до небес превозносил Мирзу.

– Еще и года не прошло, как он впервые натянул тетиву, и такие успехи! И это в юном, почти нежном возрасте! Ручаюсь, года через четыре он не глядя сумеет поразить любую цель.

Шло время. Люди уже слагали легенды о Мирзе и его Бакки. В окрестных деревнях девушки распевали песни о юноше. У парней загорались глаза при виде легкой иноходи Бакки.

Лошадь у Мирзы была и в самом деле будто из сказки. Он грезил о том дне, когда посадит на эту лошадь сказочную принцессу – свою маленькую рани, ту самую, которая при расставании подарила ему книжку сказок- «Тысяча и одна ночь». Случалось, что наставники его уставали от занятий или запаздывали, а то и просто ленились. Тогда, улучив свободный часок, Мирза возвращался к прекрасным вымыслам, которыми некогда упивался вместе с Сахибан, становился красивым принцем, обладателем сердца возлюбленной рани, и верная Бакки уносила его в страну грез.

Заветной мечтой Мирзы было побывать в деревне сиалов. Но какое там! Наставники из кожи вон лезли: каждый стремился, чтобы именно в его роде искусства Мирза как можно раньше возобладал над сверстниками. Бинджал-хан был знатоком человеческих душ, он ловко разжег огонь соперничества между наставниками, и они не давали своему ученику ни дня передышки.

И вот деревня сиалов, до которой Бакки добежала бы за один переход, оказалась недоступной для юноши. Однако душа его осталась там, рядом с милой рани его грез.

До него доходили слухи, что деревню сиалов захлестнуло половодье красоты: высокая тоненькая девочка стала чудом женственности, в кудрях ее свило гнездо колдовство, в очах, подобных летней ночи, зажглись звезды, губы расцвели, а гибкий стан уподобился прихотливому горному потоку. Вся она трепетала восторгом весеннего расцвета, в голосе звенел напев однострунного ситара, милая речь ее отзывалась в сердцах мужчин, рождая в них скрытое желание.