Марк Цицерон - Ораторское искусство с комментариями и иллюстрациями

<���…> Все восхитительные украшения, благодаря которым красноречие достигает такого величия, бывают двоякого рода. Конечно, любое средство речи должно заслуживать похвал, и нельзя упускать ни единого важного или изящного слова, но есть два самых блистательных и как бы самых действенных средства: одно из них я усматриваю в разборе вопроса общего рода – как я уже сказал, греки его называют θέσις; а другое – в распространении и развертывании темы – это греки называют αύξησις.

Распространение (амплификация) – не просто привычное нам по сочинениям «раскрытие темы», но применение всех возможных «мест» для аргументации по данному вопросу. Это понятие противопоставлено «тезису» как уточнению вопроса. Далее Цицерон говорит, что распространение должно быть равномерным, иначе говоря, никакой аргумент не должен сразу слишком бросаться в глаза, но всем вместе им следует производить впечатление неопровержимой убедительности.

Это распространение должно равномерно растекаться в речи по всем жилам, но больше всего оно будет выделяться в общих местах. Общими эти места называются оттого, что по видимости они могут принадлежать многим делам, на самом же деле должны связываться с каждым из них в отдельности. Та часть речи, в которой говорится о вопросах общего рода, часто содержит в себе и все содержание дела. О чем бы ни шел спор в прениях – греки называют этот предмет спора κρινόµενον, – о нем лучше всего говорить так, чтобы перейти к неограниченному предмету и говорить об общем роде. Исключениями являются те случаи, когда оспаривается истинность факта и для этого обычно используется предположение.

Криноменон (греч.) – буквально: «о чем судят», непосредственный вопрос судопроизводства. Цицерон требует сводить этот предмет к наиболее общей ситуации: скажем, если слушается дело о краже, надо сначала выяснить, какое именно взятие чужого имущества называется кражей, а не арендой, не «взял поиграть», не «случайно» перепутал и т. д.

Оспаривается истинность факта – соответствует нашему «утверждается отсутствие состава преступления».

Говорить об этих вопросах следует с большей силой, чем это делают перипатетики, – несмотря на то, что их приемы изящны и установлены еще самим Аристотелем; а применяя общие соображения к частному случаю, следует уже здесь о подзащитном говорить мягко, а о противнике сурово. Если речь пользуется распространением и сокращением темы – против нее ничто не в силах устоять. Обращаться к этим средствам следует и в ходе самих доводов, когда представляется случай к развертыванию или сокращению «мест», и почти без ограничений – в заключении.

Цицерон опять становится не на сторону перипатетиков, а на сторону стоиков с их более «психологическим» подходом к судебному процессу. Для стоиков убедителен тот, кто привяжет одни аффекты к подзащитному, а другие – к противнику как обвинителю.

При этом есть два средства, которые, будучи хорошо разработаны оратором, делают его красноречие восхитительным. Одно из них, называемое у греков ήθικόν, служит для изображения характеров, нравов и всякого жизненного состояния; другое, называемое у них παθητικόν, – для того, чтобы волновать и возмущать души – ведь именно в этом состоит царственное могущество речи. Первое – мягкое, приятное – предназначено возбудить сочувствие слушателей; второе – мощное, пламенное, стремительное – призвано вырвать победу: когда оно несется со всей силой, невозможно устоять перед ним.

Этическое и патетическое – ключевые термины психологической аргументации: этическим аргументом будет, например, рассказ о тяжелом детстве обвиняемого, а патетическим – о том, что тюрьма не пойдет ему на пользу. Мы бы скорее назвали патетическим, вызывающим сочувствие первый аргумент, а второй не приняли бы всерьез.

<���…> Но не только состраданием случается нам волновать сердца судей, хотя в стремлении разжалобить мы доходили до того, что произносили заключение речи, держа младенца на руках, а в другом случае заставляли благородного подзащитного встать и, подняв в воздух его малютку-сына, оглашали форум жалобами и стенаниями. Иногда нужно добиться, чтобы судья почувствовал и гнев, и успокоение, и ненависть, и благосклонность, и презрение, и восторг, и отвращение, и любовь, и желание, и недовольство, и надежду, и страх, и радость, и скорбь.

Держа младенца … – из других источников неизвестно о столь смелых приемах Цицерона, хотя они вполне вписываются в его увлечение театром и готовность к дерзким жестам перед публикой.