Тит Ливий - Война с Ганнибалом

Больше всего вреда причинили карфагенянам собственные кони. Они были насмерть перепуганы разноголосым криком, который усиливало и многократно повторяло эхо в горных долинах, и любая рана, даже совсем легкая, приводила их в совершенное неистовство; они сбрасывали тюки с поклажей, сталкивали с тропы погонщиков, и всё летело в бездонную пропасть; немало разбилось и воинов.

Тяжко и мерзко было Ганнибалу на это смотреть, но он не трогался с места, чтобы не увеличивать смятения на запруженной до отказа тропе. Однако горцы уже отсекли обоз от основных сил, а войско без обоза, даже целое и невредимое, мало чего стоит, и Ганнибалу пришлось спуститься. Легкая пехота с ходу, одною силою натиска, рассеяла врага, зато и паника в рядах пунийцев вспыхнула с новой силой. Правда, она сразу же улеглась: горцы бежали, путь очистился, и обозные прошли беспрепятственно, в тишине и покое.

В следующие три дня Ганнибал продвинулся довольно далеко вперед, потому что и дорога была не такая уж трудная, и горцы больше не показывались.

Теперь карфагеняне были во владениях другого горного племени; здесь они едва не пострадали от того, в чем были особенно сильны сами, – от коварства и обмана. К Ганнибалу явились старейшины из нескольких крепостей и сказали ему так:

– Пример наших соседей послужил хорошим уроком и для нас. Мы хотим узнать твою дружбу, а испытывать твою силу не хотим нисколько. Мы исполним все, что ты нам ни прикажешь. Прими же продовольствие для солдат, корм для скота и проводников, которые поведут тебя дальше, прими и заложников – ради собственного спокойствия.

Ганнибал не дал веры их льстивым словам, но отвечал ласково и благосклонно, опасаясь, что любой иной ответ превратит этих льстецов в открытого неприятеля. Он принял и заложников и съестные припасы, но войско к переходу изготовил совсем не так, как поступают в дружественной земле: впереди он поставил слонов и конницу, а сам с главными силами пехоты шел следом, зорко озираясь по сторонам, готовый ко всяким неожиданностям.

Сперва все было спокойно, но когда дорога сузилась и с одного края над нею навис крутой скат, вдруг из засады выскакивают варвары.

Они нападают сразу и с фронта, и с тыла, завязывают рукопашную и сбрасывают сверху огромные камни. Больше всего врагов наседало сзади, и, если бы хвост карфагенской колонны не был так надежно укреплен, беда оказалась бы неминуемой и непоправимой.

Ганнибал медлил, не решаясь повернуть назад пехоту, находившуюся под прямым его началом, и, пока он медлил, горцы скатились по круче, разорвали походную колонну врага надвое и оседлали дорогу. Всю ночь Ганнибал оставался отрезанным от своей конницы и обоза, и только наутро обе половины войска снова соединились и прошли злополучное ущелье: натиск варваров был в этот день куда слабее, чем накануне.

В дальнейшем действия горцев напоминали скорее разбойничьи набеги, чем войну. Они появлялись мелкими группами и тревожили то самую голову, то самый хвост походного строя, используя всякое преимущество, какое давала им горная местность или же неосторожность самих карфагенян.

По узким тропам, над обрывами и пропастями слоны двигались, разумеется, очень медленно, но зато они повсюду служили прекрасной защитою остальному войску: горцы, никогда прежде не видевшие этих животных, боялись их и не смели приблизиться.

На девятый день карфагеняне достигли вершины Альпийского хребта.

Поднимались почти все время наобум, без дороги; виною тому было либо коварство галлов-проводников, либо чрезмерная опасливость самих пунийцев, которые не доверяли проводникам и не слушались их советов. Здесь Ганнибал разбил лагерь и стоял два дня, чтобы дать отдых солдатам. Многие из вьючных мулов и лошадей, потерявшихся было среди скал, добрались до лагеря по следам, которые оставляло за собою войско. Ко всем бедствиям, которые карфагеняне уже испытали, здесь прибавилось еще одно – снегопад. На рассвете они начали спуск, утопая в снегу и с трудом переставляя ноги.

Уныние и отчаяние были на всех лицах; и тогда Ганнибал, который шагал впереди знамен, остановил войско на просторном выступе, откуда открывался широкий и далекий вид на прилегающую к Альпам долину Пада, и обратился к солдатам с немногими словами ободрения.

– Взгляните, перед вами Италия, – объявил он, – и сегодня вы взошли не только на ее стены, но и на стены города Рима. Дальше дорога будет гладкой и легкой. Одна, на крайний случай, две битвы – и столица Италии будет в ваших руках и в вашей власти.