Ксенофонт: Греческая история

Умонастроение Ксенофонта сложилось, по всей видимости, в это последнее десятилетие войны. Его пресловутое лаконофильство имело причиной не столько аристократическое происхождение, воспитание, дружбу с Сократом, сколько исторический контекст, события, свидетелем которых ему довелось быть. Вся дальнейшая его жизнь — ни что иное, как реализация этого умонастроения.

Охарактеризовать воззрения Ксенофонта можно следующим образом. Эллинами утерян этос [3] — то есть образ жизни; понятие, включающее в себя и формы поведения, и нравственное сознание, и религиозную традицию, и способ мысли. , сделавший их великим народом. Восстановление его — дело воспитания, последнее же должно носить государственный характер. Как и для Платона (см. «Государство», «Законы»), воспитание, по Ксенофонту, — едва ли не главная государственная забота. По крайней мере об этом говорят важнейшие его политические сочинения: «Киропедия», «Лакедемонская полития». Максимально соответствующий «пайдонической» (воспитательной) функции общественный строй — это аристократическое правление. Впрочем, даже аристократия может вырождаться в сторону демократии, поэтому лучше, если аристократическая структура государства имеет гаранта в виде монарха («Киропедия», «Гиерон», «Агесилай»). Гражданин такого государства мужествен, он является воином по своему определению, а потому причастен воинским искусствам («О верховой езде», «Об управлении конницей»). Жизнь воспитанного в духе древних традиций, в духе подлинного гражданского этоса человека характеризуется здравостью, рассудительностью («Домострой», «О доходах»).

Образцом общественного строя Ксенофонт считал Спарту. Причины этого лежат на поверхности. Лакедемон, его устройство, а главное, несгибаемый дух спартиатов, их подчеркнуто архаический образ поведения всегда привлекали греческую интеллигенцию. К тому же Ксенофонт видел, что эллинам необходим гарант-гегемон не только во внутриполисных, но и в межгосударственных делах. Афины дискредитировали себя, оставалась испытанная временем, традиционалистская Спарта. Поэтому-то Ксенофонт смотрел на историю сквозь призму Лакедемона. В Спарте его интересовали не частные интересы этого государства, а общегреческая роль ее политики. И нельзя сказать, что Ксенофонт так уж заблуждался. После того, как Афины, Аргос, Фивы отобрали-таки совместными усилиями у Лакедемона гегемонию в Элладе (90—70 гг. IV в. до н.э.), классическая Греция начала погружаться в политический кризис. Один за другим выдвигались новые претенденты на гегемонию (Фивы, опять Афины, Аркадия, Фокида). Но ни один из них не мог удержаться на гребне политического успеха более нескольких лет. И вполне логично, что спустя три с половиной десятилетия после битвы при Левктрах, первого сокрушительного поражения, нанесенного Спарте фиванцами (371 г. до н.э.), Греция оказалась под пятой Филиппа Македонского. Низведение Спарты до уровня ординарного, провинциального государства делало это неизбежным.

Особую роль в воззрениях Ксенофонта играл Сократ. Афинский мудрец, вечно шедший наперекор безрассудству большинства соотечественников, изображался автором «Греческой Истории» как идеал Гражданина и Воспитателя. В отличие от Сократа «платоновского», герой ксенофонтовых «Воспоминаний», «Апологии», «Пира» имеет более уравновешенный характер. Рассуждения его скорее назидательно-этичны (от «этоса»), чем философичны [4] Хотя именно в текстах Ксенофонта можно обнаружить скрытое «диалектикой» ранних платоновских диалогов, «положительное» учение Сократа: идею Разума-Провидения, все собой проницающего и всем управляющего, телеологизм и т.д. . Они основательны, здравы; традиция для ксенофонтова Сократа играет гораздо большую роль, чем для платоновского. Если вспомнить политические страсти, бушевавшие в ту пору в Афинах, то рассуждения сына Софрониска кажутся островом устойчивости, надежности. Они обращены на вечные основания человеческого и полисного бытия, а не на сиюминутные их условия.

В противоположность основателю персидского государства Киру Древнему, герою «Киропедии», Сократ «Пира», «Воспоминаний» вполне реалистичен. Он важен Ксенофонту не как утопический идеал справедливого монарха, но как благой исторический пример. Действительно, согласно Ксенофонту, история обладает максимальной воспитательной силой. Теоретическое (утопическое) конструирование идеального государственного строя как бы аккумулирует все положительные уроки, известные нам из прошлого. Но понять, что монархия, аристократия, жесткие формы воспитания — благо, можно лишь обратившись к историческому опыту. История раскрывает истину, здесь за любое неправедное, безрассудное деяние следует расплата, здесь есть критерий, по которому можно судить об истинности традиций: успех, благополучие государства. В результате стихия истории играла в творчестве Ксенофонта не меньшую роль, чем стихия теоретико-утопическая.