Алкивиад, пристав к берегу, не сошел тотчас с корабля, опасаясь врагов, но, взобравшись на палубу, высматривал, не пришли ли его близкие. И только тогда, когда он заметил своего двоюродного брата Евриптолема, сына Писианакта, а вместе с ним и прочих родственников и друзей, он, наконец, сошел с корабля и поднялся в город, причем сопровождавшие его приготовились к защите на случай нападения. Он выступил в совете и народном собрании с оправдательной речью, в которой доказывал, что он не кощунствовал и пострадал невинно. Затем было произнесено еще несколько речей в том же духе; говорить во враждебном ему тоне никто не решался, так как народ не допустил бы этого. Как человек, который в силах восстановить былую афинскую мощь, он был провозглашен архистратегом всех войск с неограниченными полномочиями. Первым делом он дал афинянам возможность совершать по суше торжественную процессию мистерий, которую афиняне из страха пред врагом отправляли тогда по морю, выведя для защиты паломников всех солдат. Затем он произвел набор войска — 1500 гоплитов, 150 всадников и 100 кораблей. На третий месяц после своего возвращения на родину он выступил против отпавшего от Афин острова Андроса, а вместе с ним были посланы избранные стратегами сухопутных сил Аристократ и Адимант, сын Левколофида. Алкивиад высадил свое войско в Гаврии, на территории Андроса. Когда же андросцы выступили из стен для защиты своего города, афиняне прогнали их назад и заперли в городе, причем небольшое количество был убито; в числе павших были и лаконцы, находившиеся в городе. Алкивиад поставил трофей и, пробыв там несколько дней, отплыл в Самос, а затем продолжал войну, пользуясь этим пунктом как исходной базой для своих операций.
За короткое время до этого лакедемоняне, по истечении срока навархии Кратесиппида, послали навархом Лисандра. Прибыв в Родос и взяв оттуда корабли, он отплыл в Кос и Милет, а оттуда в Эфес и остался там с семьюдесятью кораблями до прибытия Кира в Сарды. Когда же тот прибыл, Лисандр отправился к нему с послами из Лакедемона. Там они рассказали о поведении Тиссаферна и просили самого Кира оказать какую только возможно поддержку в этой войне. Кир ответил, что всякое содействие лакедемонянам было предписано ему его отцом и вполне соответствует его собственным убеждениям, что он привез с собой пятьсот талантов, но если этого не хватит, то он готов тратить свое личное имущество, полученное от отца; если же и этого не хватит, то он готов разбить трон, на котором он сидит (а трон этот был весь из золота и серебра). Лакедемоняне одобрили это и посоветовали ему установить каждому моряку жалованье в размере аттической драхмы, поясняя, что если жалование будет таково, то афинские моряки покинут свои корабли, так что в общем результате это будет выгоднее. Кир согласился с этим, но сказал, что не может поступить иначе, чем поручил ему царь. Ведь существовал договор, по которому он должен был давать каждому кораблю, сколько их ни будет у лакедемонян, тридцать мин в месяц. На этот момент Лисандр промолчал; когда же после ужина Кир, провозгласив тост за здоровье Лисандра, спросил, какому подарку он был бы более всего рад, Лисандр ответил: «Если ты каждому моряку прибавишь к жалованию по оболу». С этих пор жалованье стало четыре обола вместо трех. Кир заплатил все жалованье, которое он задолжал за прежнее время, и еще за месяц вперед, так что войско стало много бодрее. Афиняне же, услыша об этом, впали в уныние и послали к Киру послов через Тиссаферна. Но Кир не принял послов, несмотря на то, что Тиссаферн просил его об этом и убеждал поступать так же, как держал себя он сам по наущению Алкивиада, а именно — тщательно наблюдать, чтобы ни одно эллинское государство не стало могущественным, но чтобы все были бессильными из-за междоусобиц.
Лисандр, когда его флот был собран к бою, вытащив на берег девяносто кораблей, находившихся в Эфесе, пребывал в бездействии, пока корабли конопатились и просушивались. Алкивиад же, услышав, что Фрасибул вышел из Геллеспонта, чтобы окружить осадными сооружениями Фокею, переправился к нему, оставив во главе флота своего кормчего Антиоха, причем запретил ему нападать на корабли Лисандра. Антиох же вплыл из Нотия в Эфесскую гавань лишь с двумя кораблями — с тем, на котором он был кормчим, и еще одним — прошел перед самым носом кораблей Лисандра. Лисандр сначала преследовал его, стащив в воду лишь несколько кораблей из своей эскадры; когда же афиняне пришли на помощь Антиоху с большим количеством кораблей, тогда и он выстроил все свои корабли в боевой порядок и поплыл против афинян. После этого и афиняне выплыли из Нотия, стащив в воду остальные триэры. Затем началось сражение, причем лакедемоняне стояли в боевом порядке, а афинские суда были беспорядочно рассеяны; бой продолжался до тех пор, пока афиняне не обратились в бегство, потеряв пятнадцать триэр. Из экипажа же большинство бежало, но некоторые были взяты в плен. Лисандр, взяв на абордаж вражеские корабли и поставив трофей в Нотии, переправился в Эфес, а афиняне ушли в Самос. После этого Алкивиад, прибыв в Самос, выплыл в море со всей эскадрой, выстроил ее у выхода из Эфесской гавани и ждал, не вступят ли лакедемоняне в бой. Но так как Лисандр не вышел навстречу, зная, что его эскадра была значительно малочисленнее афинской, Алкивиад отплыл назад в Самос. Лакедемоняне же, некоторое время спустя, взяли Дельфиний и Эйон. Когда известие об этой морской битве дошло до афинян, находившихся на родине, они вознегодовали на Алкивиада, думая, что афинские корабли погибли из-за его небрежности и распущенности, и выбрали других десять стратегов: Конона, Диомедонта, Леонта, Перикла, Эрасинида, Аристократа, Архестрата, Протомаха, Фрасилла и Аристогена. Алкивиад же, к которому плохо относились в войске, на одной триэре отплыл в Херсонес, в принадлежащее ему укрепление. После этого Конон с теми двадцатью кораблями, которые он имел в своем распоряжении, по постановлению афинского народного собрания отплыл из Андроса к флоту в Самос, а вместо Конона афиняне послали в Андрос Фаносфена с четырьмя кораблями. Последний, встретившись случайно с двумя фурийскими триэрами, захватил их в плен вместе с экипажем. Афиняне заключили в тюрьму всех попавших в плен, исключая начальника их, получившего право гражданства в Фуриях, Дориэя, родосца по рождению, задолго до того изгнанного афинянами из Афин и Родоса, причем он был со всеми своими сородичами присужден к смертной казни. Сжалившись над ним, афиняне отпустили его на волю, даже не взяв за него выкупа [34] См. также коммент. к книге IV, гл. 8, §20.
.
Читать дальше