Валентин Леженда - Глюконавты

Вадик замялся:

- Ну, оно довольно деликатного характера, - неопределённо ответил он.

- А точнее?

- Ну, я хотел бы, как бы это сказать, чтобы ты провёл первую брачную ночь

с принцессой вместо меня.

Глаза у Мухи после этого заявления чуть не вылезли из орбит.

- Это исключено, - гневно отрезал он. – Я вижу, ты окончательно тут

помешался… До завтра… Брунгильда на сеновале меня, наверно уже

заждалась.

И сказав это, Муха гордо удалился обратно в конюшню.

- Вот же сволочь, - процедил сквозь зубы огорчённый герцог. – Ну я тебе

это ещё припомню…

ГЛАВА 3

На кровати в покоях молодожёнов при желании мог разместиться целый

гвардейский полк с конями и амуницией. Вадик даже решил, что вполне

сможет, как бы случайно, потеряться в этой кровати и блуждать до утра, таким

образом, сдыхавшись на эту ночь от принцессы. Заливая своё супружеское горе

крепким вином, герцог все-таки в начале первого ночи явился к брачному ложу,

на котором восседала с по-прежнему закрытым лицом принцесса.

Клава явно нервничала, с нетерпением ожидая супруга.

Мысленно посмотрев на свой внутренний спиртометр, Вадик понял, что его

уже давно зашкаливает, и потому смело приблизился к жене, намереваясь

резким движением руки сорвать с неё проклятую вуаль.

- Нет, - возразила принцесса. – Я сниму её сама, милый.

От этого «милый» ноги у герцога чуть не подкосились.

«Вот же влип, идиот», - мрачно подумал он, «найду этого проклятого гнома

и прикончу его, хотя нет, ведь он предупреждал нас, чтобы мы не ходили в

город, чёрт».

- Эй, подожди, - закричал Вадик. – Вуаль снимать необязательно…

Но было поздно. Немой крик застрял в глотке герцога. Отшатнувшись от

кровати, Вадик машинально перекрестился.

- Боже, - сказал он. – Если ты есть, забери меня отсюда.

- А тебя разве не предупредили, что я немолода? – удивилась Клава, слезая

с кровати. – На прошлой неделе мне исполнилось семьдесят пять.

Заскулив, Вадик попятился к выходу из спальни. Принцесса была… нет, это

невозможно описать словами. Сказать, что она была лысой, носатой и с усами

это значит - ничего не сказать. Самое сильное впечатление на Вадика произвели

усы: такой ужас он видел только раз, в каком-то порнографическом журнале

для престарелых извращенцев.

20

В два солидных прыжка Вадик преодолел расстояние, отделявшее его от

выхода из спальни и, сбив с ног двух любопытных гвардейцев,

подглядывающих в замочную скважину, бросился бежать, оглашая дворец

нечленораздельными воплями.

- Куда же ты, любимый, - закричала принцесса, бросившись вслед за

молодым мужем. – Иди ко мне, я вся твоя.

Герцог бежал.

С архитектурой дворца он был знаком весьма смутно, тем более, что бежал

он практически в полной темноте (чадящие факелы не в счёт). А во дворце

начало твориться чёрт знает что. Учинённый Вадиком и его женой переполох,

разбудил престарелого короля Вольдемара, которому спросонья почудилось,

что начался очередной заговор.

- Всех повесить, всех, - кричал он, швыряя в гвардейцев личной охраны

плюшевыми подушечками. – Я приказываю утопить восстание в крови, не

щадить никого: ни женщин, ни домашних животных.

А Вадик бежал. Бежал, падая, путаясь в каких-то занавесях, сшибая по

дороге непонятных людей. Всё вертелось, кружилось в хороводе дьявольского

танца, а перед глазами стояли рыжие ужасные усы принцессы. Как он очутился

в подземелье дворца, Вадик даже сам, спроси его кто, не смог бы точно

ответить. Возможно, свернул случайно в темноте или подсознательно вёл себя в

этом направлении, но так или иначе, от принцессы ему убежать всё-таки

удалось.

Пока удалось.

В подземелье было на удивление светло и совсем не сыро. Аккуратная

красная дорожка вывела Вадика в странное помещение, разбитое на тесные

клетки, в котором он сразу узнал родные сердцу тюремные камеры,

напоминающие далёкое, словно из другой жизни КПЗ, куда его не раз сажал

участковый Гопстопов. Зрелище было унылым. Оно навивало на Вадика грусть,

тем более что все клетки были пустыми, словно, заключённых совсем недавно

отправили на электрический стул. Хотя, откуда он здесь мог быть? И Вадик

поспешил скорее покинуть это неприятное место. Но оказывается, он ошибался,

когда вдруг решил, что все клетки пусты. В самой последней из них, на

соломенной подстилке, дрых ни кто иной как его старый знакомый, наглый,