Когда нам, наконец, удается измотать ребенка и уложить его спать, в уединении
нашей комнаты Эрик снова делает меня своей, только своей! Я наслаждаюсь им, его ртом,
его манерой заниматься со мной любовью, и я знаю, что он в равной степени
наслаждается мною.
Пока он проникает в меня, мы, не отрываясь, смотрим друг другу в глаза и говорим
горячие и грязные слова. Его игра – это моя игра, и мы, как безумные, упиваемся
страстью.
В воскресенье я, как обычно, в одиночестве просыпаюсь в постели. Эрику нужно
совсем мало времени на сон. Я смотрю на часы. Восемь минут одиннадцатого. Я
обессилена. После бурной ночи с Эриком, я хочу только одного - спать, спать и спать. Но
также мне известно и то, что в Германии принято вставать рано, и поэтому мне тоже пора
подниматься.
Внезапно дверь открывается, и из-за нее появляется предмет моих самых темных и
греховных желаний, в руках он держит поднос с завтраком. Он прекрасен в джинсах и
гранатовом свитере.
- Доброе утро, смугляночка.
Это словечко моего отца заставляет меня улыбнуться. Эрик садится на кровать и
целует меня, желая мне доброго утра.
- Как сегодня себя чувствует моя невеста? – ласково спрашивает он.
Радуясь жизни и любви, живущей в моем сердце, я убираю волосы с лица и
отвечаю:
- Усталая, но счастливая.
Мой ответ ему нравится, но, не дав ему ничего сказать, я обращаю внимание на
поднос и вижу там кое-что, что поражаем меня до глубины души:
- Чуррос? Неужели это чуррос?15
Он удовлетворенно кивает головой, пока я беру один рогалик, макаю его в сахар и
откусываю кусочек.
- Ммм, как вкусно! – и, взглянув на свои пальцы, добавляю, - И все такие
масляные.
Смех Эрика с грохотом разносится по комнате.
О, боже! Съесть в Германии чуррос – это просто невероятно!
- Но где ты их купил? – все еще не придя в себя от удивления, интересуюсь я.
С мегагигантской улыбкой Эрик берет другой рогалик и кусает его.
- Я объяснил Симоне, что это типичное испанское блюдо и ты любишь их на
завтрак. И, не знаю как, но она их приготовила.
- Как же это здорово! – радостно восклицаю я. – Когда я расскажу отцу, что ела на
завтрак в Германии кофе с чуррос, он будет потрясен.
Эрик улыбается, и я тоже, и мы начинаем есть наши чуррос. Собираясь вытереть
руки, я тянусь за салфеткой, беру ее и вижу перед собой то самое кольцо, которое я
вернула Эрику в офисе.
- Ты снова стала моей невестой, и мне хочется, чтобы ты его носила.
Я смотрю на него. Он смотрит на меня. Я улыбаюсь. Он улыбается, берет кольцо и
надевает мне на палец. Потом целует мне руку и хриплым голосом шепчет:
- Ты снова принадлежишь мне. Целиком и полностью.
Мое тело пылает. Я обожаю его. Я целую его в губы и, отрываясь от него, шепчу:
- Конечно, дорогой мой жених. А можно спросить тебя про Флина?
- Конечно.
Проглотив вкуснейший рогалик, я внимательно смотрю на Эрика и спрашиваю:
- Почему ты не сказал мне, что твой племянник Флин – китаец?
Эрик издает смешок.
- Он не китаец. Он немец. Не называй его китайцем, а то он обидится. Не знаю
почему, но он ненавидит это слово. Моя сестра Ханна на два года уезжала жить в Корею.
Там она встретила Ли Вона, а когда забеременела, то решила вернуться в Германию,
чтобы рожать Флина здесь. Таким образом, он немец!
- А отец Флина?
Эрик кривит лицо.
- Он был женат, и никогда ничего не хотел знать о мальчике.
Эрик качает головой и продолжает.
- У ребенка два года был отец в Германии. Моя сестра встречалась с одним типом
по имени Лео. Малыш его обожал, но когда сестра попала в аварию, этот урод тоже
ничего не захотел о нем слышать. Я всегда подозревал, что ему от Ханны нужны были
только деньги.
Я решаю прекратить распросы. Я должна оставить эту тему. Пока я жую рогалик,
Эрик целует меня лоб. Мы несколько секунд смотрим друг на друга, и я понимаю, что
пришел момент поговорить о том, что неотступно крутится у меня голове.
Я выпиваю глоток кофе для храбрости.
- Эрик, завтра канун Нового года, и я…
Он не дает мне продолжить.
- Я знаю, что ты собираешься мне сказать, - заверяет он, приложив палец к моим
губам. – Ты хочешь вернуться в Испанию, чтобы провести Новогоднюю ночь с семьей,
верно?
- Да.
Эрик кивает, и я продолжаю:
- Я думаю, что мне надо выехать сегодня. Завтра канун Нового года и… Ну ты
меня понимаешь.
Он вздыхает, демонстрируя покорность моему решению. Его смирение трогает мое
Читать дальше