Unknown - 7cecf20b-b7cb-4de0-822c-47d086d74540

эту мелодию без желания упасть на колени и преклониться перед Богом, который

сотворил мужчин и музыку.

Она вспомнила... Сколько ей было? Двадцать четыре? Двадцать пять? Однажды

ночью в начале декабря, она пришла в дом священника в полночь и нашла Сорена за

роялем, играющего именно этот отрывок. Он знал, что она придет к нему той ночью, и

он знал, что эта песня была ее любимой. Пока он играл, она подошла к нему и села на

пол возле скамейки, положив голову на его бедро. Когда прозвучала и стихла

последняя нота, он мягко положил руку на ее голову. Без единого слова, он велел ей

встать. Ему не нужны были слова, чтобы отдавать ей приказы. Она могла читать его

лицо, глаза, язык его тела, словно книгу. Он щелкнул пальцами, и она полезла под

юбку, стягивая с себя трусики. Сорен опустил крышку, прикрывая клавиши, когда она

оседлала его колени и откинулась на рояль. Затем они поцеловались, языки и губы

сплетались, казалось, целый час. Ее пальцы пробежались по его светлым волосам. Он

скользил руками верх и вниз по ее бедрам.

- Пожалуйста, Сэр, - прошептала она в его шею.

- Пожалуйста, что?

Она заворчала в наигранном разочаровании. Он еще не причинил ей боль. У них

не было ничего кроме поцелуя. Пока он не причинял ей боль, он мог целовать и

4

Доброе дело. Тиффани Райз.

дразнить ее, издеваться над ней, касаться ее, без нужды взять ее. Секса не было до тех

пор, пока он не причинит ей боль, иначе он не мог возбудиться в достаточной степени.

Но она... она хотела его, и прямо сейчас.

- Пожалуйста... мне нужны Вы внутри меня, Сэр.

- Продолжай просить. Просьба на рассмотрении.

Целуя мочку ее уха, шею, он расстегнул ее блузку и поцеловал выпуклости ее

груди. А она продолжила умолять его, следуя приказу. "Пожалуйста, Сэр...

пожалуйста... Я сделаю все, подчинюсь чему угодно, дам вам все что пожелаете,

соглашусь на все... используйте меня, унижайте меня, бейте меня..." она умоляла его в

драматическом отчаянии.

Когда его зубы впились в мягкую плоть ее плеча, она поняла, что это скоро

произойдет. Нора ахнула от боли, его пальцы вонзились в ее бедра так сильно, что она

вздрогнула.

Дрожь сделала свое. Через секунду скамейка опрокинулась на пол. Нора, тогда

еще Элеонор, лежала на животе на полу, наполовину под роялем. Она сделала

несколько медленных вдохов и выдохов, поэтому уже не была ошарашена, когда

Сорен стянул с нее рубашку и задрал юбку до талии. Его первый жесткий удар

пришелся по внутренней стороне ее бедер. Она не смотрела какое орудие пыток Сорен

использовал на ней. Трость или стек, или прут от дерева... это не имело значения. Они

чертовски причиняли боль. Хорошо. Чем больше боли сейчас, тем больше

удовольствия потом.

После десятка или более ударов по ее спине, Сорен уронил стек на пол. Стек. И

тот ударил по дереву с мягким глухим стуком. Она приготовилась к большей боли.

Дальше он мог выпороть или высечь ее. Она закрыла глаза и отпустила свои страхи.

Нет причин бояться. Сорен любил ее. Он хотел причинить ей боль, а не навредить ей.

Он получал больше удовольствия от причинения боли, чем от оргазма. Она отдавала

ему свое тело, принося его в дар. И как подарок, завернутый и преподнесенный, он

распаковывал ее.

Сорен оседлал ее бедра и схватился за заднюю часть ее шеи. Раскаленный воск

свечи приземлился по центру ее позвоночника. Еще одна капля опалила несколькими

дюймами выше. В захвате Сорена она не могла пошевелиться. Нора потянулась к

чему-нибудь, за что можно ухватиться, и обернула пальцы вокруг педали фортепиано.

Она сфокусировалась на металле в руке, на его прохладе и гладкости.

Горячий воск покрывал ее позвоночник и дарил пронизывающую все тело боль.

Это прекратилось... В конце концов все закончилось, и Сорен перевернул ее на спину.

Ее воспаленная кожа встретилась с твердой древесиной, и Нора вскрикнула. Но агония

была короткой, Сорен поцеловал ее снова. Он целовал ее рот и шею, он потратил

столько же времени на ласки ее груди, сколько до этого истязал ее спину. Она начала

стонать от зарождающегося удовольствия, глубочайшего удовольствия, от того

удовольствия, что приходило только после перенесенной боли. Боль сменялась

экстазом с таким контрастом, что секс без боли казался нелогичным для нее. Зачем

вообще заниматься любовью, если постоянно чего-то опасаться и осторожничать?

Так скучно.