Нелли Шульман - Вельяминовы.Дорога на восток.Книга вторая

Лазоревые, сухие глаза смотрели на него - твердо и прямо.

-Я ничего вам не скажу, - спокойно ответила женщина. «Моя семья не имеет никакого отношения

к заговору . Хотите, - она поднялась, - хотите, допрашивайте меня, отправьте меня в крепость, но

не трогайте моих родителей, родителей моего мужа…, Они старые люди».

-Евгения Петровна, - император положил руку на ее плечо, и женщина отпрянула, - Евгения

Петровна, вы меня не так поняли…, Будьте милостивы, сжальтесь надо мной…, - Николай,

внезапно, опустился на колени, и увидел, как она брезгливо дернула губами .

Он шептал ей что-то, - лихорадочно, бессвязно, - шептал, целуя ее тонкие пальцы, что любит ее,

любил всегда, что не может жить без нее, и что стоит ей только сказать, - ее муж будет освобожден

от суда и следствия. «Все равно, - отчаянно подумал Николай, - все равно, она будет мне

благодарна. Пусть живет, мне до него никакого дела нет. Мне ни до чего нет дела, только до нее».

Он услышал звук удара и схватился за горящую щеку. У нее была тяжелая рука. «Презрен тот

суверен, - раздув ноздри, сказала женщина, - который, пользуясь слабостью подданного, хочет

украсть у него то, что ему, монарху, не принадлежит». Николай так и стоял на коленях. Юджиния

посмотрела на него, - сверху вниз: «Я скорее умру, чем поступлюсь своей честью, и честью своей

семьи, ваше величество. Прощайте».

Зашуршал шелк, он вдохнул запах жасмина, и, услышав, как закрывается дверь, поднялся. Луна

все сияла - равнодушно, безжалостно. Николай постоял просто так, сжимая в пальцах подсвечник,

а потом крикнул: «Александр Христофорович!»

Он увидел в дверях темную тень: «Пусть ее превосходительство Воронцову-Вельяминову отвезут

домой. Слежки с квартиры не снимать. С них станется, они сына своего могут спрятать так, что мы

его никогда не найдем. Далее, - он передал Бенкендорфу подсвечник, - если его удастся

арестовать на Украине, пусть везут сюда в кандалах. И в кандалах же держат в крепости. Я сейчас

приду, продолжим допросы, - он проследил за спиной Бенкендорфа.

Остановившись посреди кабинета, глядя на шпиль собора, блестевший в свете луны, Николай

пообещал себе: «Я их всех раздавлю. Уничтожу. До последнего отпрыска. Не будет больше

никаких Воронцовых-Вельяминовых. И ее, - он сжал кулак и грохнул по жалобно зазвеневшим

клавишам рояля, - тоже не будет. Ни ее, ни ее семьи».

Он оправил мундир. Пригладив волосы, Николай пошел вниз, в подвалы дворца, куда привозили

арестованных.

Эпилог

Украина, январь 1826 года

Село Трилесы

В камере гауптвахты было сыро, пахло плесенью. Петя прислушался к дыханию спящих людей:

«До Любавич мы доберемся, здесь недалеко. Реб Довбер нас приютит, оденемся нищими и

дойдем до столицы. Но ведь нельзя людей бросать. Мы договорились - начинать восстание, как

только придут вести из Санкт-Петербурга. Николай должен уже был назначить дату присяги, не

будет он с этим тянуть».

Его арестовали прямо в гостиной у Муравьева-Апостола, когда он и Сергей пили чай. Джоанна еще

не вернулась из Тульчина. Слушая приказ, что им читал командир Черниговского полка Гебель,

Петя сказал себе: «Ничего, пока Пестель и она на свободе, солдаты поднимутся, можно не

сомневаться».

Джоанна уже говорила по-русски, с акцентом, медленно, но говорила. Она устроила маленький

класс для солдат - тайно, в доме Муравьева-Апостола. Рядовые приходили туда в свои отпускные

часы. Муравьев-Апостол считал это блажью, и усмехался: «Мадам де Лу, русский солдат будет

подчиняться приказам командира, это у него в крови. Грамота им совсем не нужна».

-Это очень непредусмотрительно, подполковник, - холодно ответила ему Джоанна. «Зачем вы

хотите устроить революцию, если так наплевательски относитесь к собственному народу?

Преступно бросать под картечь людей, если вы им не объяснили, за что они будут сражаться».

Петя отдал Гебелю шпагу: «Это просто недоразумение, ваше превосходительство. Я уверен, оно

скоро разрешится».

-Солдаты ее любят, - отчего-то улыбнулся Петя, глядя на тусклый, зимний рассвет, что вставал в

зарешеченном окошке гауптвахты. «Иванной Ивановной называют». Он вспомнил, как еще до

отъезда в Тульчин, Пестель, смешливо, сказал: «Вы, мадам де Лу, похожи на Жанну д’Арк. Она,

должно быть, такая была. Только ведь Орлеанская дева - простолюдинка, а вы, отчего так хорошо с

народом сходитесь? У вас голубая кровь, привилегия происхождения…»