Жена ничего не ответила, только забилась глубже под меховое одеяло. Николай, уже выйдя из ее
комнат, вслушавшись в шум внизу, - во двор заезжали закрытые кареты, - постучал в двери крыла,
где были покои матери.
Мария Федоровна стояла у окна, тоже, со свечой в руке. Николай вдохнул с детства знакомый
запах - ванильный, сладкий. Подойдя к матери, уронив голову на ее плечо, - он был много выше, -
Николай расплакался. Вдовствующая императрица гладила его по спине. Достав шелковый платок,
вытерев ему слезы, мать шепнула: «Ты этого не помнишь, ты дитя был совсем. Когда твой отец
умер…»
-Когда его убили, - вздохнул Николай. «Зачем притворяться, maman, мы знаем, что там было на
самом деле».
-Когда твой отец умер, - упрямо повторила Мария Федоровна. Николай увидел жесткую складку в
углу ее еще красивого, обрамленного морщинами рта. «Весна была. Март. Той ночью началась
страшная гроза, с молниями. Я твою бабушку покойную во сне увидела. Она мне и сказала: «Это
месть. Теперь все царствования на крови будут начинаться, пока она не выполнит
предначертанное».
-А кто - она? - невольно спросил Николай.
-Не знаю, - вздохнула Мария Федоровна. «Был бы жив Alexandre…, - она не закончила. Николай,
разъярившись, проговорил: «Он не жив, maman! Незачем мне напоминать о том, что вы его
любили больше меня. Вы и Константина больше любите, я знаю!»
Он пробормотал что-то себе под нос и вышел. Мария Федоровна, посмотрев на темную Неву,
перекрестилась: «Господи, убереги нас от всякой беды, прошу тебя. Вразуми сына моего, прости
его, что пролил он кровь невинных людей».
Дверь заскрипела, и он услышал осторожный голос Бенкендорфа: «Ваше величество, ее
превосходительство Евгения Петровна Воронцова-Вельяминова».
Она стояла на пороге гостиной - маленькая, хрупкая, в траурном шелке, на прямые плечи был
наброшен соболий палантин. Прекрасное лицо было бледным, как там, на Сенатской площади,
рыжие волосы, стянутые пышным узлом, украшены ободком из черных гагатов.
-Я просто хочу, чтобы меня любили, - горько подумал Николай. «Чтобы кто-то…, она…, меня
выслушал. Просто выслушал».
-Ваше величество, - она сделала глубокий реверанс.
-Евгения Петровна, - Николай помолчал. «Евгения Петровна, вы помните, в Писании, про царя
Саула? И когда дух от Бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл, и отраднее и лучше
становилось Саулу, и дух злой отступал от него. Евгения Петровна, - он почувствовал, что
подсвечник в его руке, дрожит, - поиграйте мне, пожалуйста».
Женщина, молча, села за кабинетный рояль. Николаю показалось, что в ее лазоревых глазах стоят
слезы. Он услышал начало той сонаты, которую уже знал, - медленное, магическое,
завораживающее. Император повернулся к окну. Небо очистилось, над городом взошла луна, -
яркая, блестящая. Николай увидел вдалеке, за наплавным мостом, что вел на Васильевский
остров, черные проруби. Солдаты все еще копошились на льду. Он поставил подсвечник на
мраморный подоконник: «Господи, прости меня. Но я не мог, не мог иначе».
Она все играла, император смотрел на бесконечное, освещенное звездами пространство снега.
Когда она закончила, и сидела, выпрямив спину, положив руки на клавиши, Николай сглотнул:
«Спасибо, Евгения Петровна. Я вас видел сегодня на Сенатской площади. Вас и вашу матушку».
-Да, - у нее был хрупкий, ломкий, высокий голос. «Мы пришли туда, чтобы увещевать их, ваше
величество. Чтобы не пролилась кровь».
-Поиграйте мне еще, - попросил он. «Тоже…, месье Бетховена»
Император сразу узнал мелодию - он слышал эту симфонию в Большом театре, еще при жизни
старшего брата. «Она ее переложила для фортепьяно, - понял Николай, - Господи, как красиво.
Господи, я не могу, не могу. Мне больше ничего не надо, только бы она меня любила. Пожалуйста.
Теперь я понимаю, почему Константин отрекся от престола. Я тоже отрекусь».
Музыка закончилась. Николай заставил свой голос не дрожать: «Евгения Петровна…, Ваш муж,
полковник Воронцов-Вельяминов, находится в числе руководителей заговора, имевшего своей
целью свержение законной власти в Империи Российской».
Она молчала, положив пальцы на клавиши. Рыжая прядь, выбившаяся из прически, спускалась на
белую шею, на палантин из темного соболя.
-Евгения Петровна, - он подошел к роялю, и поставил подсвечник на крышку. «В ваших силах
сделать так, чтобы ваш муж не испытал ненужных мук. Вы женщина, мать…, - Николай осекся.
Читать дальше