Елизавета Салиас-де-Турнемир - Княжна Дубровина

— Цыпъ-цыпъ-цыпъ! Цыпеньки-цыпеньки-ципеньки! звала она звонкимъ голосомъ; куры слетались изъ-за сарайчика, гдѣ копошились, и окружали ее, жадно кидаясь на подачку. Большія и сильныя обижали маленькихъ, но она глядѣла за порядкомъ, отгоняла большихъ и кидала пшено и творогъ маленькимъ. Къ нимъ приставали и воробьи; воришки эти скача и прыгая нагло завладѣвали не своею долей и уносили въ носикахъ на первое дерево свою добычу. Но хищеніе замѣчала хозяйка и громко смѣялась показывая свои бѣленькіе, маленькіе зубки. На хохотъ ея частенько показывалась изъ дому пожилая кухарка, бывшая няня дѣвушки, Дарья-няня, такъ звали ее, и смотрѣла подперши голову рукой на свою веселую барышню. А барышня была у нея одна, одна дочь старой, не слишкомъ здоровой вдовы, и обѣ онѣ — и мать и няня — не могли наглядѣться на свою Машу. Въ этомъ маленькомъ домикѣ съ маленькимъ палисадникомъ и маленькимъ дворомъ, съ курами, воробьями и хохлатою собакой Барбосомъ, жили въ мирѣ, тишинѣ и пріязни эти три женщины: старая мать, молодая дочь и пожилая няня. Богатства не было, но былъ достатокъ, и былъ отъ того, что Котельниковы и мать и дочь жили по пословицѣ: по одежкѣ протягивали ножки. Маша не знала ни капризовъ, ни затѣй. Она была домосѣдка, рукодѣльница, заботливая хозяйка, страстная любительница птицъ и цвѣтовъ, которые сама сажала, поливала и гряды полола въ маленькомъ огородѣ и палисадникѣ. Руки ея, по выраженію Дарьи-няни, были золотыя. Къ чему она ни притрогивалась все въ рукахъ ея спорилось, и все-то она сдѣлать умѣла и все-то дѣлала весело, смѣясь и распѣвая русскія пѣсни голоскомъ звонкимъ и чистымъ. Умѣла она сшить платье себѣ и матери, умѣла смастерить ей незатейливый чепчикъ къ большому празднику, умѣла испечь пирогъ, умѣла изжарить въ случаѣ нужды жаркое и сварить супъ; но до этого Дарья-няня не допускала свою дорогую барышню.

— Нечего, говорила она ей сурово, — ручки портить, да личико у огня жарить. Нешто я не умѣю. Поди, поди отсюда, не твое здѣсь мѣсто, знай свое: рукодѣльничай, куръ корми, цвѣты поливай, матери книжку почитай.

И Маша смѣясь улетала къ матери и цѣлый-то день лились за дѣломъ ея веселыя рѣчи, пока руки ея не зная отдыха быстро вращались. То она вязала, то шила, то поливала, полола, птицъ кормила, а послѣ обѣда и предъ обѣдомъ читала съ матерью книжки, которыми ссужалъ ихъ батюшка приходскій священникъ и духовникъ. Знакомыхъ у нихъ было мало, да Маша взросшая въ уединеніи не любила ходить въ гости. Такъ жили они счастливо и спокойно, когда неожиданно ворвались въ ихъ тихій домъ и шумъ, и голосистыя рѣчи, и всякія затѣи. Вотъ какъ это случилось.

Однажды пропала у Маши любимая ея кахетинская большая курица. Взыскалась Маша своего рыжичка — такъ звала она ее, ибо курица эта перомъ была изъ красна-золотая. Напрасно Маша звала ее и даже выбѣгала на улицу, немощеную и пыльную, нигдѣ не было видно бѣглянки. Послѣ долгихъ и безуспѣшныхъ поисковъ Маша сѣла на лавку въ своемъ палисадникѣ и пригорюнилась. Жаль ей было своей любимицы. Изъ-за забора показалось лицо Мити Долинскаго. Онъ глядѣлъ на грустную Машу, а она его не видала; Митя рѣшился, покраснѣлъ до ушей и кашлянулъ она оглянулась. Митя висѣлъ на заборѣ.

— Вамъ чего? спросила Маша.

— Вы своей курицы не доискались, отвѣтилъ Митя.

— Да, бѣда такая, пропала — не придумаю куда она дѣвалась. Калитка заперта, заборъ высокій и никогда-то она не выходила никуда, ни даже въ палисадникъ, никогда я куръ туда не пускаю.

— Я вашу курицу видѣлъ.

— Что вы?

— Право видѣлъ. Она поутру, часъ тому назадъ, ходила по пустырю, за нашимъ садомъ.

— Батюшки, куда забрела! Пойду искать.

— Не безпокойтесь; если позволите, я вамъ словлю ее.

— Не помните ея, осторожнѣе, нѣтъ, лучше я сама. Гдѣ она?

— Выходите, пойдемъ вмѣстѣ, я покажу вамъ.

Маша впопыхахъ побѣжала въ домъ, накинула на голову фуляровый платокъ и вышла на улицу, а Митя выскочилъ изъ воротъ своего дома, и оба вмѣстѣ побѣжали они взапуски отыскивать рыжичка , дружно смѣясь и болтая точно давнымъ-давно были знакомы. Чрезъ полчаса они увидѣли рыжичка копавшагося на пустырѣ.

— Вотъ она, закричала Маша съ радостію, — ну смотрите потихоньку заходите съ той стороны, а я съ этой. Не пугайте ее… берите, Ахъ! ушла… ловите! Ловите! Вотъ она. Да осторожнѣе, не помните.

Курица была уже въ рукахъ Мити и отчаянно билась бѣглянка въ сильныхъ рукахъ поймавшаго ее мальчика, но онъ держалъ ее крѣпко и принесъ благополучно во дворъ Котельниковыхъ. Курица радостно кудахтая на весь дворъ устремилась къ своимъ товаркамъ, а Маша зазвала Митю въ домикъ и принялась угощать его чѣмъ Богъ послалъ, а въ домѣ у нихъ по домовитости всего было вдоволь. Дарья-няня, какъ ее звали, и мать Маши наперерывъ угощали Митю. Чего, чего только не наставили они на столъ: и кофе съ топлеными сливками и пѣнками, и варенья, и лепешекъ со сметаной и творогомъ. Митя, познакомившійся съ Машей, ужь не дичился; онъ пилъ, ѣлъ и болталъ безъ умолку. Онъ подробно разсказалъ сколько у него сестеръ и братьевъ и уходя заключилъ, что всѣхъ ихъ приведетъ къ нимъ въ гости.