Unknown - 3eafa058-389c-4d86-87ae-2c8bdbbade06

пережили смерть своей матери. И ты тоже. Я не так уникален. Все мы проходим через это

так, как можем.

Она снова уставилась на меня с задумчивым лицом.

— Итак, ты не потерял себя и не сломался, пока рос без матери?

Я закатываю глаза.

— Ты пытаешься найти какую-то причину того, почему я стал таким мудаком?

Причина в том, что... я — мудак. В жизни есть некоторые вещи, которые не объясняются.

52

http://vk.com/world_of_different_books

Период. Придурки — это придурки. Радуга красивая. Котята милые. Девчачье кино

грустное. Все это в порядке вещей, без объяснения.

И теперь она закатывает глаза

— Все так, как оно есть, но на все есть своя причина. Котята милые, потому что

они крошечные комочки шерсти с приплюснутыми мордочками. Радуга красивая, потому

что в ней есть все цвета мира. Девчачьи фильмы грустные, потому что девчонкам иногда

просто необходимо выплакаться. А придурки… всегда придурки тоже не просто так.

Она снова смотрит на меня, ее глаза полны решимости, и я вижу, что она

действительно хочет разобрать меня на части и посмотреть, что делает меня таким, какой

я есть. Я вдруг чувствую себя голым от ее взгляда. Но, благодаря удаче, наша пища

прибывает в этот идеальный момент, и я почти вздыхаю с облегчением.

Ее сестра Мэдисон ставит наши тарелки на стол перед нами. Лазанья для меня, и

пенне для Милы. Корзина хлеба между нами.

— У вас должно быть все в порядке, — говорит она нам, но смотрит на Милу, а не

на меня.— Если вы захотите, то просто отставьте ваши блюда на кухне и заприте, когда

закончите, что, кстати, было бы здорово. Все остальные скоро уедут. Вам здесь хорошо?

Она поднимает бровь на сестру, и я знаю, что она, на самом деле, спрашивает

Милу: «У тебя здесь все в порядке с ним?»

Я борюсь с нуждой, чтобы посмотреть на нее. Она та, кто оставил свою младшую

сестру одну с пьяным мудаком вчера вечером. Не я.

Мила кивает и улыбается.

— Все хорошо, Мэдди. Увидимся завтра.

Мэдисон кивает и уходит, ни разу не взглянув на меня. Я смотрю на Милу.

— Твоя сестра — ледяная сучка, — говорю я вежливо.

Мила отклоняет голову назад и смеется.

— Почему бы тебе не сказать мне, что ты действительно чувствуешь, Пакс? — Она

снова смеется, затем добавляет: — Мэдди просто защищает меня. Она все, что у меня

есть, и она воспринимает эту роль довольно серьезно.

Я поднимаю бровь.

— Но не прошлой ночью, когда она оставила тебя наедине с придурком Джаредом.

Мила качает головой.

— Мэди плохо себя чувствует из-за этого. Она не могла справиться с ликером,

поэтому совершила ошибку.

Я качаю головой, но закрываю тему, когда мы углубляемся в нашу еду.

— Это очень вкусно, — говорю я ей. — Не удивительно, что это место не

выдерживает туристического сезона.

Она улыбается.

— Спасибо. Это была мечта моих родителей. И Мэдисон держит этот ресторан на

плаву для них.

Мы по-прежнему едим при свете свечей, тишина удивительно удобна. Я никогда не

был с кем-то прежде, не чувствуя потребность заполнить неловкое молчание. С Милой

ничто не кажется неловким. С ней легко, это не заставляет меня волноваться.

Закончив с едой, мы относим наши тарелки на кухню, и Мила поворачивается ко

мне, кладя тонкую руку мне на грудь. Я смотрю на нее вниз с удивлением.

— Я еще не готова сказать «спокойной ночи», — говорит она осторожно.― Не

хочешь пойти погулять на пляж?

Я киваю.

— Конечно. Давай возьмем наши куртки.

Я помогаю ей одеться и следую за ней на открытый воздух, по вытоптанной тропе,

ведущей вниз, к воде.

Мила берет мою руку, когда мы идем, и держит ее. От этого по-настоящему уютно.

53

http://vk.com/world_of_different_books

— Я играла здесь, на этом пляже, когда была ребенком, — говорит она мне и

смотрит вокруг, на замерзшую дикую траву и серую воду. — Мэдди и я бегали вверх и

вниз на этом участке песка, а наши родители в это время работали в ресторане. Это было

великолепное детство. А где ты играл?

Я думаю об этом, пока обвожу ее вокруг части коряги, валяющейся на песке.

— Я, правда, не помню, — говорю я ей. — У меня есть немного воспоминаний о

дедушкином доме. Думаю, что моя мать, может быть, брала меня туда время от времени.

И еще, я немного помню Рождество. Но не более того.

Она снова смотрит на меня сочувственно, но ничего не говорит. У меня такое

чувство, что она знает, что я не хочу сочувствия от нее.