Шведов Михайлович - гадь городу

управление внутренних дел.

2

Этот старый бревенчатый дом с приколоченной

красной звездой к стене («тут живёт ветеран войны»)

оставался последним в частном секторе, остальные уже

снесли под новый микрорайон Пионерский, где архитекторы

и краеведы отстояли памятник пионерам-героям, внеся его

в реестр культурных ценностей столицы. Полицментовский

пост у памятника уже убрали, потому что за последние

полгода никто из национально озабоченных свидомитов и

поляковатых «эуропитеков» не пострадал от рук

кровожадных краеведов и совковых пенсов, готовых

разорвать в клочья скромного и деликатного либерала за

снос примитивной памятной доски князю Суворову, графу

Муравьеву или Паскевичу.

Даже крёстные ходы бабушек католичек не помогли –

небеса не разверзлись, молния не ударила и не расплавила

бронзовых пионеров-безбожников. И будущий микрорайон

всё-таки назвали Пионерским как бы в издевательство над

памятью жертв, принесённых на алтарь национальной

свидомости и незалежности. Лидеры всех трех польских

национально-освободительных восстаний от Костюшки до

Калиновского от горя в гробу перевернулись.

* * *

Участковый в бушлате по-медвежьи неуклюже

завалился в раскрытую дверь.

-- Можно?

В наше время участковый – редкий гость не только на

дому, но даже и во дворе. Как они попадали к себе в

опорный пункт охраны общественного порядка, никому

неведомо. Наверное, в полиции была известна тайна нуль-

транспортировки в пространстве. И ещё многое из

потусторонней эзотерики, сочетавшей несочетаемое.

Например, удивительно гармоничный архитектурный

комплекс в одном здании, где удачно сочетались опорный

пункт охраны общественного порядка с окнами за

Михаил Харитонов: «Долг»

4

решётками, ломбард, зал игральных автоматов, казино и

ночной ресторан с нумерами. Страсть правоохранителей к

решёткам объясняется просто. Зря мы думаем, что полиция

только о том и мечтает, как бы упрятать гражданина за

решётку. Решётка, в преставлении полицмента,

неотъемлемая составляющая комфорта для душевного

спокойствия. Сажая вас в «обезьянник», человек при

погонах прежде всего забоится о вашем душевном

благополучии, как он его сам понимает. И вообще

полицмент – фигура почти мистическая.

Встреча с участковым у подъезда навек бы

запомнилась, как если бы гражданин столкнулся нос к носу

с чернокожим воином из африканского Сахеля в боевой

раскраске с кольцами в носу и ушах. Длинное копье,

плетёный из тростника щит, бубенчики на щиколотках,

чтобы издалека вогнать врага в трепет врага, – такого не

забудешь и долго будешь вздрагивать, увидев во сне.

Но в этом доме на пустыре участкового Долбаненки не

могли принять за диковинное видение из параллельного

мира. Тут жила его сестра с мужем и дедом мужа. Для

«работы с населением» Долбаненко старательно выбрал

время, когда младших детей, сестры и шуряка не будет

дома.

-- Дед Слава! Можно войти?

-- Не Слава, а Чеслав! Честь и слава, неужто трудно

запомнить моё имя?

-- Слава-то про вас пойдёт. Только вот чести лишитесь

начисто. Вы здоровье берегите. Оно вам пригодится в

лагерном бараке. Я вам как раз лекарство принёс. По

дороге к вам встретил докторшу. Она патронирует вас как

ветерана и героя войны. Дала мне рецепты на ваши

лекарства. Я их отоварил в соседней аптеке.

-- Отравить меня всё хочет, злыдня жидовская. Я все

её лекарства в сортир выбрасываю.

-- А зря! Это успокоительное средство. Нервы надо

беречь, если нечистая совесть покоя не даёт.

Долбаненко сел за стол и вытащил пачку фотографий.

Михаил Харитонов: «Долг»

5

-- Я специально выбрал время, чтобы переговорить с

глазу на глаз. Правнуки в школе?

-- Где ж им быть?

Участковый разложил фото на столе.

-- Полюбуйтесь, дедуся! Это нам выдали

ориентировки для поиска злостного вандала... Распечатки с

камер видеонаблюдения... Вот вандал громит стеклянную

остановку общественного транспорта... Вот из его руки

летит булыжник в витрину магазина... Силушка у вандала

недюжинная – стоянку для велосипедов у супермаркета

чуть ли не узлом связал.

Дед Слава и глазом не моргнул. Он вообще редко

моргал вывернутыми веками. Шеей ворочать не мог,

поворачивался всем корпусом. Ростом был под два метра.