Даниэль Пеннак - Дневник одного тела

ЗАМЕТКА ДЛЯ ЛИЗОН

…

Фанш стала звать меня «фугасиком» с того дня в марте 45-го, когда после боя при Кольмаре мне на эльзасской дороге чуть не оторвало полруки осколком фугаса. Я вел грузовик, беспечно высунув локоть в окошко, — как будто не было уже никакой войны. Фанш всем своим раненым давала такие прозвища — по названию оружия, поразившего их. Я — «фугасик» из-за того самого снаряда, Ролан — «пулеметик» (он как-то попал в засаду и еле выбрался, неся свои кишки в руках), Эдмон, чудом выживший после допроса с пристрастием, — «ванночка». «Мой фугасик» — иначе она меня больше никогда и не называла.

23 года, 3 месяца, 28 дней

Пятница 7 февраля 1947 года

После каждого насморка я еще долго просыпаюсь по ночам с заложенным носом. Сухим, но заложенным. Особенно левая ноздря, закупоренная разращением слизистой, которое я даже могу нащупать пальцем, если засунуть его поглубже. Я сплю с открытым ртом и просыпаюсь с пересохшей глоткой. Может, у меня аллергия на парижский воздух?

23 года, 4 месяца, 9 дней

Среда, 19 февраля 1947 года

Не знаю, что тому причиной — отъезд ли Сюзанны, или заградительный огонь, которым Шаплен отвечает на любое мое предложение, или же этот кретин Пармантье, помешавшийся на своих квотах, но меня все время мучит изжога. Я и в детстве страдал старческими болезнями. Этими болячками, которые сопровождают вас всю жизнь и в конце концов становятся чертами характера. Вот и сейчас я кисну изнутри, а через несколько лет прокисну совсем?

23 года, 5 месяцев, 21 день

Понедельник, 31 марта 1947 года

Поел через силу. Плохо спал. Ничего не проходит и не выходит. Почти постоянные боли на уровне пищевода. Я затянул с этим делом и теперь нервничаю. Этьен говорит, что надо обследоваться. Это особенно полезно для нервов, говорит он. Гастроэнтеролог, к которому он советует обратиться, может положить меня к себе в больницу Кошен через две недели. Немного помогают пастилки «Ренни». От Сюзанны никаких вестей.

23 года, 5 месяцев, 30 дней

Среда, 9 апреля 1947 года

Осталось еще пять дней. Господи, сколько времени потеряно! От Сюзанны по-прежнему ничего. Чего ты ждешь от этой девицы? — спрашивает Фанш, она открыла тебе двери во взрослую жизнь, фугасик, так давай, входи! Я жду, когда вернется аппетит. В том числе и сексуальный. И вкус к жизни — тоже. В общем, ко мне возвращаются мои детские страхи. В виде ипохондрии! Потому что то, что я сейчас чувствую, — к чему скрывать? — это безотчетный страх заболеть раком. Ипохондрия: расстройство сознания, влекущее за собой гипертрофированное восприятие телесных проявлений. Что-то вроде мании преследования, где мы и преследуемые, и преследователи одновременно. Мое сознание и мое тело поигрывают друг с другом. Вообще-то, занятное ощущение — совершенно новое. Интересно, я по природе ипохондрик или это у меня временное? Рак желудка: быть сожранным изнутри собственным органом пищеварения! Ужас!

23 года, 6 месяцев, 2 дня

Суббота, 12 апреля 1947 года

Я себя не перевариваю.

23 года, 6 месяцев, 4 дня

Понедельник, 14 апреля 1947 года

Консультация у врача длилась семь минут. Вышел от него в ужасе. Не запомнил и четверти из того, что наговорил мне этот гастроэнтеролог. Я не смог бы описать его кабинет. Странное расстройство памяти. Вам повезло, один пациент отказался от госпитализации, я могу взять вас через три дня. Это правда или он накормил меня этой трепотней только затем, чтобы не сказать, насколько все не терпит отлагательств? Я не слушал его, только вглядывался в его лицо. Сухо, четко он пояснял мне, что через три дня вставит мне в живот трубку, чтобы посмотреть, что там происходит. Больше на лице этого специалиста прочесть было ничего нельзя, но моя ипохондрия наделяла каждую его черточку невысказанной задней мыслью. Ты скоро совсем спятишь, мой милый, ты ведешь себя так, будто этот врач — переодетый эсэсовец!

23 года, 6 месяцев, 6 дней

Среда, 16 апреля 1947 года

Не могу читать. Не могу ни на чем сосредоточиться. Только физический труд еще как-то меня отвлекает. Хотя сегодня утром Жозетт сказала, что у меня отсутствующий вид, а Марион — что озабоченный. «Ренни» мне больше не помогает. Совсем. Нервы вконец расстроены. Нет никаких сомнений: ставки сделаны, я в последний раз в качестве не-больного пью это вино, ем эти маслины, это пюре (которые, впрочем, не проходят), и я никогда больше не увижу, как цветут каштаны Люко.