Клэр Шеридан - Из Лондона в Москву

Затем Троцкий сел за письменный стол и погрузился в свои бумаги. Я работала целый час, и мы не произнесли ни слова. Но он, в отличие от Ленина, не игнорировал меня. Я могла обходить вокруг сидящего Ленина, разглядывая его со всех сторон, пока он, совершенно не замечая моего присутствия, был полностью поглощён чтением. Когда же я приближалась к Троцкому, он резко поднимал голову, пронизывая меня взглядом, и я забывала, какую часть его лица намеревалась разглядеть тщательнее. К концу вечера, когда даже моё вкрадчивое хождение на цыпочках стало отвлекать его, Троцкий спросил: « Avez vous besoin de moi?». Как всегда, я только ответила «Да». Он подошёл и встал рядом, но его манера всё критиковать, и то, как он рассматривает незавершённую работу и смотрит на меня, вселяет в меня беспокойство. Мне пришлось всё переделывать несколько раз. В комнате было жарко натоплено, и глина быстро высыхала. В таких условиях очень тяжело работать. Никогда раньше мне не приходилось преодолевать столько проблем, работая над бюстом. Троцкий чрезвычайно восприимчивый и совершенно непредсказуемый. В какой-то момент бюст напоминал Сципиона Африканского, и я заметила, что Троцкому это не понравилось. Затем, когда я кое-что исправила и спросила его мнение, он недолго помолчал и, пряча улыбку, ответил: «Напоминает французского буржуа, влюблённого в женщину, которая лепит его портрет, но не имеющего ничего общего с коммунизмом!».

К моей радости, именно в этот момент в комнату вошла крестьянского вида женщина с чаем, и я, обхватив голову руками, совершенно измождённая, опустилась в кресло. Только неистовая целеустремлённость сделать хорошую работу заставила меня снова подняться и продолжить лепку. Глядя на меня, Троцкий сказал: «Когда вы стискиваете зубы и с головой уходите в работу, «vous etes encore femme». Я попросила его снять пенсне, поскольку оно мне мешало. Он ненавидит снимать пенсне, говорит, что без пенсне чувствует себя «обезоруженным» и совершенно беспомощным. Это похоже на физическую боль: снять их – всё равно, что лишить его части тела, а без них – это совсем другой человек. К сожалению, пенсне не очень гармонирует с классической формой головы.

Пока Троцкий задумчиво стоял с полузакрытыми глазами, он вслух заметил, что я – однофамилица одного драматурга.

Я объяснила, что вышла замуж за прямого потомка этого драматурга. Троцкий заинтересовался и сказал: «Две его пьесы «The School for Scandal» и «The Rivals» были переведены, и их иногда играют здесь, в России». Затем он переключился на Шекспира. Сожалею, что не могу дословно привести его слова, когда он описывал своё восхищение, а в конце воскликнул: «Только благодаря одному Шекспиру, Англия заслужила право на существование!». Наши мнения не совпали по поводу Байрона и Шелли. Троцкий, как и многие другие, с которыми я здесь встретилась, предпочитал Байрона и настаивал, несмотря на мои заверения в обратном, что Байрон по сравнению с Шелли был в большей степени революционером. Троцкого удивило, что мне нравится Свинбёрн. Он сказал, что мог бы многое поведать мне об этом мире, чтобы я научилась по-настоящему оценить одухотворённость Свинбёрна. Я произнесла: «У каждого есть мечты». Троцкий вздохнул: «Да, мы все мечтаем …».

Вечер подходил к концу. Недовольная своей работой, я спросила: «Разрешите мне придти завтра?». «И послезавтра тоже», - ответил он и добавил, смеясь, что переоборудует свой кабинет под студию, чтобы я смогла создать бюст генерала Каменева, как только завершу работу над его собственным бюстом. Генерал Сергей Каменев (однофамилец, но не родственник Льва Каменева) - главнокомандующий Вооружённых сил Советской республики, в прошлом – выдающийся офицер царской армии.

Я слышала, что Сергей Каменев был против наступления на Берлин через Варшаву и предсказывал те осложнения, которые сейчас и имеются. Но к его мнению не прислушались, вероятно, видя в нём отголоски царских традиций. Может быть, сейчас к его точке зрения стали относиться более серьёзно. Троцкий поинтересовался, не входит ли в мои планы лепить бюст Чичерина? Мне пришлось объяснить, что никогда раньше я не работала в таких трудных условиях, и, завершив бюст Ленина и его собственный бюст, у меня уже не осталось сил на кого-либо ещё. Мой ответ вызвал в нём вспышку возмущения: «О каких трудных условиях вы говорите?». Действительно, кабинет Троцкого – прекрасное помещение с хорошим освещением, но Чичерин не переедет сюда из своего Комиссариата. А это значит, что придётся приспосабливаться к новым условиям и опять перебираться обратно в Кремль…. Троцкий не стал вникать в мои рассуждения: «Бесспорно, вы должны лепить Чичерина, с его стороны – это почти дипломатическая обязанность».