Однажды они перенеслись в любимое место Млады — к водопаду совсем близко от западной границы. С плоского края обрыва ниспровергались семь струй, ступенчато разбиваясь о каменные выступы, а если глянуть вниз, то становилось дурно от высоты. В брызгах сияла радуга, вокруг щетинились островерхим еловым лесом склоны, а река бурливо убегала вдаль — в Воронецкое княжество. Сев на торчащий корень огромной старой ели и усадив Ждану к себе на колено, Млада сказала:
«Ну вот, отсюда всё как на ладони… Здесь лучше всего слышно, что творится в западных землях».
Совсем ничего зловещего на западе не было видно. Небо как небо — такое же, как над Белыми горами… Даже не верилось, что там начиналось Марушино владычество. Да и всякие мысли об этом отгоняла тёплая рука Млады, то гладившая Ждану по щеке, то игравшая с её серёжкой, то обследовавшая кончиками пальцев основание косы. Поцелуи щекотали сердце еловой сказкой, а пальцы Жданы заблудились в шёлковых дебрях чёрных кудрей.
«Не скрывай от меня ничего, Жданка, — сказала вдруг Млада, серьёзно и глубоко заглянув девушке в глаза. — На сердце у тебя какой-то груз… Я уже давно жду, когда ты расскажешь, но ты молчишь. Ты думаешь, мне легче от незнания? Нет, я вместе с тобой несу эту тяжесть. Поэтому лучше открой мне, что тебя тревожит».
Как же Ждане не хотелось об этом говорить! Но Млада была права: груз действительно висел на её сердце, и если днём от множества домашних дел тучи ненадолго рассеивались, то к вечеру, когда возвращалась домой Твердяна, тень снова набегала на окоём[26] будущего. Нет, глава семьи ни слова больше не говорила о том, что Ждане с Младой не судьба быть вместе, но слова и не требовались. Твердяна относилась к Ждане спокойно и не враждебно, но без особой приязни, а вернее — вообще никак, будто её и вовсе не существовало. Она никогда не заговаривала с девушкой первая, даже смотрела в её сторону редко, а если и случалось, то взгляд Твердяны обдавал Ждану прохладой. Пустота и ветер, как в чистом поле… К супруге своей Твердяна обращалась с шутливой почтительностью, величая ту своей госпожой и владычицей, и не скрывала удовольствия во взгляде, когда любовалась округлостями Крылинки. С внучками она всегда была ласкова, никогда не прогоняла, когда те забирались к ней на колени, и рассказывала им предания старины… К Рагне Твердяна относилась тепло, как к родной, с Гораной и Младой держалась просто и сдержанно, но за этой внешней сухостью и суровостью крылась большая привязанность. А вот на младшую дочь, Зорицу, Твердяна смотрела так, как не каждый влюблённый смотрит. Её грозный голос, сильный и зычный, весь какой-то взъерошенный, точно дикий зверь, всегда становился кротким и ласковым, когда произносил: «Зоренька…» При этом в нём дрожали такие обожание и страсть, что становилось даже страшновато при мысли о том, что она могла сделать с обидчиком своей дочери.
Для Жданы же, казалось, не было места ни в её сердце, ни в доме.
«Я чужая здесь», — вздохнула девушка, пытаясь проглотить сухой ком горечи в горле. Не могли излечить эту горечь ни зелёные горные склоны, ни таинственная сень под еловыми лапами, ни пружинистые подушки мха под ногами, ни причудливые бороды лишайника на стволах… Ни, наверное, даже гордый гром водопада и ясная радуга, блестящая в облаке брызг под лучами солнца.
«Жданка… Что ты говоришь! — нахмурилась Млада, прижимая девушку к себе. — Какая же ты чужая, коли мы нашли друг друга, даже разминувшись на смотринах?»
«А твоя родительница считает, что вместе нам не быть, — сдавленно выговорила Ждана. — Хоть ничего она и не говорит, но от её взгляда мне холодно становится. И даже тепло всех остальных от этого меня не спасает».
На несколько мгновений светлый лоб Млады омрачился думой, взгляд посуровел, остро заблестев. Размышление было недолгим.
«Не горюй, лада моя, — решительно сказала она. — Спорить с моей родительницей мы не будем, а сделаем по-своему… Если тебе плохо там, перебирайся ко мне. Правда, у меня жить не так удобно, как в родительском доме, да и скучно: застава моя — в глухомани, и голос человеческий можно услышать только в крепости, которая в тридцати вёрстах… Ну, да ежели и соскучишься — кольцо-то при тебе, можешь в любое время матушку, Зорьку и Рагну с малыми навестить. Миг — и ты у них».
В тот же день Млада и показала Ждане свою заставу — одинокий дом на берегу небесно-синего озера. Роскошным убранством он не отличался, но построен был крепко и добротно, имел прохладный погреб для съестных припасов, обложенный камнем колодец и баню. Столовалась Млада в основном в крепости Шелуга — на противоположном берегу озера, и из съестного в доме имелась только мука, мёд и солёная рыба. А порой, перекидываясь в кошку, она и вовсе могла не думать о приготовленной по-человечески пище, довольствуясь пойманной в лесу добычей. Впрочем, постоянно сырым мясом она не питалась — иногда тянуло и на людские разносолы.
Читать дальше