Unknown - 96cd606079b246bf94a2f1c2d86447e4

Солнечная стрела ударила её в темя, и Дарёна стремительно упала с гудящего пика сладострастного ожидания в жаркую, мучительно-ленивую слабость просыпающегося тела. Уже не стрела, а губы Млады ещё раз крепко прижались к её макушке.

«Просыпайся, проказница, — промурлыкал ласковый смешок. — Этим лучше заниматься наяву. Вставай, вставай… Солнце уж высоко, денёк прекрасный. Пойдём, прогуляемся за клюквой».

«Какая клюква?.. Зачем?.. Такой сон!» — чуть не застонала Дарёна, но осеклась, увидев глаза Млады, полные задумчивой грусти. От безграничной лёгкости и бесстыдства, с которыми она была готова отдаться кошке во сне, не осталось и следа. Накатила неловкость, щёки Дарёны вспыхнули жаром, и она зарылась лицом в подушку, ругая себя на чём свет стоит. Далёкая тень Цветанки смотрела с укором, а Млада странно помрачнела. В окно лился солнечный свет: день и правда выдался на редкость погожий для поздней осени.

Выпив по кружке отвара из ромашки и мяты, они отправились за ягодами. Млада обула высокие, до середины бедра, яловые болотные сапоги. На площадке перед домом она надела Дарёне на палец кольцо из чернёного серебра с жёлтым, как капля мёда, камнем. Взяв девушку за руку, она сказала:

«Держись крепко и просто шагай за мной. Не пугайся и не удивляйся… Мы все так передвигаемся».

Испугаться Дарёна не успела. Воздух перед ними заколыхался, как поверхность воды, потревоженная камнем, по телу пробежал лёгкий холодок… Шаг — и вместо деревянного настила под ногами девушки оказалась вязкая, поросшая мхом болотная почва, сплошным ковром усыпанная крупными бусинами ягод. На первый взгляд место могло показаться невзрачным из-за редких, чахлых деревьев, побуревшей травяной гривы и вездесущей воды, но щедрая клюквенная россыпь поражала глаз своей густотой. Если глядеть сквозь прищур, то казалось, словно болото было залито кровью. Щурясь от яркого солнца, Млада обвела рукой окрестности.

«Вот, смотри, какие богатства нетронутые… Обожди только, сейчас я нам по посоху из вон того сухостоя сделаю».

Несколько ударов походного топорика — и Млада вручила Дарёне двухаршинную палку. Ею следовало щупать под ногами почву, чтоб не провалиться.

От мгновенного перемещения Дарёна на некоторое время потеряла дар речи. Одно дело — слушать об этом в рассказах матери, и совсем другое — испытать на собственной шкуре. Млада же, словно не заметив её удивления, присела на корточки и принялась собирать ягоды в большую корзину. Клюква была уже вся сплошь спелой — хоть горстями греби, чем Дарёна и занялась по примеру женщины-кошки, чтобы как-то справиться со своим изумлением от необычайного способа передвижения. Мурашки ещё бегали по её коже, а в корзинку уже сыпались блестящие алые ягоды. Бросив в рот пару штук, Дарёна скривилась: кислятина…

«Это тебе не малина, — усмехнулась Млада. — Часть с мёдом смешаем, а часть можно водой залить — не испортится до следующего урожая».

Обе корзины наполнились быстро, но такой дивный день не хотелось проводить в четырёх стенах, и Дарёна с Младой, подыскав место посуше, набрали кучу валежника на костёр. Прищуренные глаза женщины-кошки зорко устремились вдаль, на голубую гладь воды, поросшую камышом и прочей болотной травой.

«Надо же, кряква не улетела на зимовку, — пробормотала она. — А зря, потому что сейчас она станет нашим обедом».

Дарёна вгляделась, но ничего, кроме тёмно-рыжих зарослей камыша, не увидела. Где-то там притаилась незаметная её глазу утка… Пространство водянисто колыхнулось, Млада обратилась в чёрный вихрь, а уже через пару мгновений вернулась с птицей в руке. Дарёна вновь онемела, а Млада преспокойно уселась на сухой поваленный ствол и принялась ощипывать ещё тёплую тушку. Утка попалась крупная.

«Клюква как раз кстати, — проговорила женщина-кошка деловито. — Вот только мёду ещё бы не помешало… И трав пахучих. А соль у меня всегда с собой. Погоди, я мигом домой слетаю!»

Чудо шагнуло из-за плеча и мягко обняло Дарёну. И она не променяла бы его ни на какие сокровища земли, никогда! Чистая и холодная синева неба над головой, рыжая грива трав, ягодный ковёр под ногами, запах дыма и прощальное, едва уловимое тепло солнца на щеке — что могло быть лучше? А ещё задумчивая нежность в глазах Млады — лесная, сосново-незабудковая. Выпотрошенная и ощипанная утка, обёрнутая в капустные листья, пеклась в неглубокой ямке под костром, на подстилке из сухой горячей золы, а в котелке булькало варево из клюквы с мёдом, духмяными травами, кореньями и щепотью сушёных можжевеловых ягод… И как-то сам собою у Дарёны вырвался вопрос: