Джен Коруна - Год багульника. Тринадцатая луна

— Я ведь, правда, уже многому научился!..

— Да я верю тебе, верю, — рассмеялась Моав. — За такую прилежность ты заслужил вкусную награду.

И, выбрав самое красивое пирожное, она аккуратно положила его на тарелочку и протянула Кравою. Их пальцы соприкоснулись, жрец солнца вспыхнул и опустил взгляд в пол.

— Ты слишком добра ко мне, — сбивчиво проговорил он, беря тарелку — надо же, Моав не забыла, что он любит сладкое!

— Я-то уж знаю, что такое жить без сладостей! Ты не представляешь, как я страдала без пирожных, пока была за горами… — произнесла она. И тут же осеклась.

Кравой замер, не донеся пирожное до рта, и удивленно взглянул на нее.

— Ты была в Галлемаре? Что ты там забыла?!

Она смутилась.

— Да надо было сделать одно дело.

— Ну и как, оно уже кончено?

— Почти…

— Ну вот и хорошо, а то мало ли что там с тобой может случиться, — облегченно сказал Кравой и принялся уничтожать пирожное.

Моав занялась тем же — таких двух сладкоежек, как эти двое, надо было еще поискать. В комнате воцарилась сосредоточенная тишина. Разламывая ложечкой шоколадную глазурь, маленькая эльфа то и дело взглядывала на друга детства. Произошедшая за время их разлуки перемена впечатлила ее — они оба были еще в том возрасте, когда за каждый год во внешности происходят заметные преображения.

Из непоседливого юноши Кравой превратился в полного сил воина, прекрасного, как ясный летний день, горячего, как само солнце. Соки жизни пьянили его, бурлили в крови, выплескиваясь обжигающим взглядом и веселым смехом. Он жил, вдыхал полной грудью, радовался каждому ясному дню и безмерно желал: долгие годы желал тонкого тела Моав, ее губ и глаз, вздохов и поцелуев. Желал с того с самого дня, как впервые заметил, что смешливая девчонка превратилась в красивую стройную девушку — этот день стал началом пытки Кравоя.

Теперь же, когда она была так близко, его одолевала странная робость. Его, Душу Огня, о смелости которого ходили легенды. На праздновании в честь летнего солнцестояния он первым из всех краантль вызывался прыгнуть на спину огромному жертвенному быку, и ни одна жилка в нем не трепетала при виде мчащегося на него грозного животного. При одном же виде синих глаз Моав его сердце начинало колотиться, грозя выскочить из груди, а язык точно прилипал к небу. Даже намеком не смел он поведать ей о своих чувствах — лишь восхищенно смотрел на нее и ел пирожное…

Наконец, сладости были съедены, и друзья разговорились. Сидя на подушках, Моав жадно расспрашивала краантль обо всем, что произошло в Рас-Сильване за время ее отсутствия. О себе же она говорила мало, несмотря на настойчивые расспросы Кравоя. Намного охотнее она интересовалось его судьбой.

— Неужели ты теперь старший жрец солнца! Никак не могу привыкнуть к этому.

— Я и сам еще не привык, — признался он. — Я даже не ожидал. Это ведь у вас, в Лунном круге, все просто — дочь старшего веллара становится старшей велларой и так далее… Солнце же само выбирает, кто будет ему служить — каждый раз это становится неожиданностью.

Моав рассмеялась.

— Да брось ты! Думаю, все уже давно знали, кого оно выберет — ты только посмотри на себя. Тоже мне, неожиданность!

Солнечный эльф не знал, что ответить — похоже, он и впрямь еще не совсем свыкся со своим новым положением.

— Ну не скажи! Этого никогда нельзя предугадать. Моя мать, например, могла зажечь факел виденьем на расстоянии пятидесяти шагов, а вот у отца вообще не было магических способностей, зато ему не было равных в борьбе и езде верхом…

— Ты взял лучшее от них обоих, — с любовью проговорила Моав, но тут же покраснела и, быстро выдохнув, перевела разговор на другую тему. — Выходит, ты теперь — самый главный среди краантль?

— Выходит, что так… — почти растеряно ответил Кравой.

Оба звонко рассмеялись, сами не понимая чему.

— Ну и когда же мы будем прощаться с твоей тенью? — закончив, наконец, смеяться, спросила Моав, но Кравой только махнул рукой.

— О, наверное, еще нескоро! Настолько приблизиться виденьем к солнцу, чтобы его лучи стали проходить сквозь тебя — это под силу лишь очень опытным и могучим магам! Мне пока еще далеко до такого. Конечно, она уже немного бледнее, чем у остальных, но это еще почти ничто. Даже великий Иорлай, и тот отбрасывал тень, пусть и практически незаметную…

При этих словах Моав встрепенулась.

— Да, кстати — а как же Иорлай? Сколько я себя помню, он был старшим над жрецами! Куда он делся?